— Чарльз, присаживайтесь! Попробую запустить кофемашину, что-то она барахлит в последнее время. Своенравна, как настоящая итальянка.
Я сажусь в старое, но удобное кожаное кресло напротив стола и камина. Кладу свой чемоданчик с инициалами «Ч. Б.» на колени. Ньюхаус возится с кофемашиной; та стоит на маленьком столике позади письменного стола. Он говорит, что предпочитает капучино из боливийского кофе с обезжиренным молоком.
— Признаюсь, у меня зависимость от кофе. У нас в городе есть «Старбакс», но их капучино и рядом не стоит с моим.
Нервничаю ли я? Испытываю ли приятное волнение? В это минуту я предпочел бы бренди, а не капучино!
Я натянуто улыбаюсь, но Аарон Ньюхаус, несомненно, находит мою улыбку учтивой и дружелюбной. Моя излюбленная тактика — засыпать жертву вопросами, чтобы у той не возникло никаких подозрений. Ньюхаус с радостью отвечает. Вопросы призваны подчеркнуть глубину моего ума и познаний, но я не перегибаю палку. Книготорговец даже отдаленно не должен подозревать, что имеет дело с амбициозным конкурентом.
С ноткой грусти он сообщает, что все его знакомые, включая дядю-антиквара из Вашингтона, считают несусветной глупостью торговлю произведениями искусства в книжном магазине в Нью-Гэмпшире.
— Но я решил потратить три-четыре года на эксперимент, и все вышло просто отлично. Особенно с онлайн-продажами.
Онлайн-продажи. То, что сильнее всего бьет по моему бизнесу. Я вежливо интересуюсь, какой объем торговли приходится на Интернет. Ньюхаус удивляется вопросу. Неужели он выглядит слишком личным? Или слишком профессиональным? Я надеялся, что он спишет его на наивность Чарльза Брокдена.
Я получаю любопытный ответ:
— Как и с книгами, цена бесполезных, но красивых произведений искусства растет и падает согласно неизвестному и непредсказуемому алгоритму.
Удивительно уклончивый ответ. И смутно знакомый, но я не припоминаю почему. Не зная, что сказать, я глупо улыбаюсь Аарону Ньюхаусу. «Бесполезных, но красивых…» «Алгоритм…»
Пока кофе варится, Ньюхаус подбрасывает полено в камин и ворочает его кочергой. Рукоять кочерги выполнена в виде причудливой горгульи. Ньюхаус с улыбкой показывает мне ухмыляющегося латунного беса:
— Купил на распродаже в Блю-Хилле несколько лет назад. Забавный, правда?
— В самом деле.
Интересно, зачем Аарон Ньюхаус показал мне эту демоническую рожицу?
Какая зависть переполняла меня в этой святая святых — уютной, прекрасно обставленной! Я с горечью вспоминал собственные кабинеты, унылые и практичные, в которых не было ничего святого. Старые компьютеры, набившие оскомину люминесцентные лампы, безликая мебель, оставшаяся от прежних владельцев. В моих магазинах рабочие кабинеты часто совмещались с кладовыми, где громоздились шкафы для бумаг, коробки, швабры, ведра и стремянки, а в углах были оборудованы туалеты. Повсюду высились книжные сталагмиты. Как стыдно было бы мне, если бы пришлось пригласить Аарона Ньюхауса в такой кабинет!
Я твердо решил, что не стану ничего менять в этом прекрасном месте, а просто займу его. Оставлю даже перьевые ручки.
Аарон Ньюхаус с удовольствием рассказывает о собранной им коллекции любопытному и вежливому посетителю. Он гордится своим привилегированным положением в мире книжной торговли, но без малейшего высокомерия — для него это естественно, как океан за окном.
Рядом с большим дагеротипом По висят маленькие снимки фотографа-сюрреалиста Мана Рэя: обнаженные женщины в странных, неестественных позах. Иногда это бледные, похожие на мраморные скульптуры торсы без голов. Зрителю непросто догадаться, живые люди перед ним или манекены. Или трупы? Ньюхаус рассказывает, что фотографии Мана Рэя относятся к серии «Запретные сокровища», снятой в тридцатых годах двадцатого века.
— Большинство работ хранятся в частных собраниях и никогда не выставлялись в музеях, — говорит он.
Рядом со зловещими, но элегантными фото Мана Рэя помещены несколько грубых, совершенно других по стилю снимков американского фотографа Виджи, сделанных в тридцатые и сороковые годы. Яркие портреты мужчин и женщин в переломные моменты жизни: избитых, окровавленных, в наручниках, застреленных на улице, как вон тот гангстер, что валяется в луже собственной крови.
— Виджи — самый грубый творец из всех, кого я знаю. Но он — творец. Он примечателен тем, что не вкладывает себя в свое «журналистское» искусство. Глядя на эти работы, нельзя догадаться, что́ фотограф думает об этих людях…