Два монаха, засевшие по обе стороны звериной тропы, по которой недавно пробежали их товарищи, замаскировались на «отлично». И если бы мы шли тем же путем, что и они, могли доставить нам неприятный сюрприз. Однако предусмотрительность моего напарника, и, конечно же, точная информация со спутника, в режиме реального времени поступающая на электронный планшет, накрыли их планы мятым медным тазом. Одновременной атаки с двух сторон, да еще в состоянии джуше, они, конечно же, не ожидали. И были зарезаны, как бараны на бойне — допрашивать и этих двоих ни у меня, ни у Арти не было никакого желания. Как и хоронить. Поэтому, кое-как оттерев клинки от крови и бросив тела на произвол судьбы, мы продолжили преследование…
Лагерь у озера встретил нас тошнотворным запахом крови, жужжанием мух и грызней дорвавшихся до свежей человечины шакалов. Разогнав одуревших от крови и еле передвигающих ноги падальщиков, мы с де Коннэ оглядели место побоища и… постарались не смотреть друг другу в глаза. Не знаю, как Арти, а я почувствовала себя не в своей тарелке — у меня никак не получалось оторвать взгляд от одного из тел, словно попавшего в мясорубку. Трудно сказать, чем монах так не угодил моему сыну, но то, что Самир творил с ним при жизни, было по-настоящему страшно. На окровавленной колоде, мало похожей на труп, не было ни одного целого клочка кожи. Обрубки отдельных частей тела, валяющиеся вокруг, выглядели не лучше. Кое-как справившись с тошнотой, я заставила себя посмотреть на остальные трупы и облегченно вздохнула — всех их, включая женщину, он убил походя. Без лишней жестокости и садизма.
— Они ушли вдвоем. Самир и переживший… оставшийся в живых монах… — осмотрев следы, и, на всякий случай сверившись с планшетом, буркнул Арти. — Судя по следам, его спутник либо ранен, либо после нокаута: оступается на каждом шагу. И темп передвижения у них здорово упал…
— А как мой сын? — вырвалось у меня, хотя я отчего-то совершенно точно знала, что у Самира все хорошо.
— Думаю, с ним все в порядке… — немного неуверенно пробормотал де Коннэ. Все еще стараясь не смотреть мне в глаза. — Как ты думаешь, почему он их убил?
— Не знаю… — я пожала плечами и ляпнула: — Видимо, решил, что они ему больше не нужны…
Арти ошарашено посмотрел на меня и… засиял:
— Тогда все понятно! Он оставил в живых одного воина именно для того, чтобы его гарантированно впустили на корабль и довезли до Империи. А чтобы тот, кого он решил использовать для своих целей, был достаточно послушным, его надо было сломать! Понимаешь? Это — он показал на растерзанное тело, лежащее у моих ног, — всего лишь способ. Инструмент! Он у тебя молодец, Маша! Да и чтобы придумать, как справиться с такой толпой обученных солдат, даже спящих, надо иметь очень неплохие мозги. И двигаться безумно быстро…
— Это он умеет… — вспомнив, как он меня убивал, еле слышно прошептала я… — Пока ты тут снимаешь, я пойду, ополоснусь, ладно? А то чувствую себя грязной, как чушка…
— Конечно, иди… Я справлюсь сам… — преувеличенно деловым тоном сказал он, и, повернувшись ко мне спиной, занялся своим планшетом.
А я, спустившись к воде, быстренько разделась, и рухнула разгоряченным от бега телом в прохладную и прозрачную, как стекло, глубину…
…Следующая же ночь подтвердила выводы Арти — подобравшись вплотную к лагерю сына и его спутника, мы увидели идиллическую картину: Самир, нехотя вталкивая в себя что-то съедобное, восседал спиной к пленнику, а тот, валяясь бревном прямо на холодной и влажной от вечерней росы земле, даже не пытался пошевелиться. Хотя явно не спал.
Наскоро перекусив, сын наломал кучу лапника, накрыл его чем-то вроде шкуры, и, не обращая внимания на монаха, завалился спать. Мы с Арти, замерев в каких-то двадцати метрах от него, встревожено наблюдали за пленником. И, как оказалось уже на рассвете, зря — имперец в принципе не смог бы что-либо предпринять, так как оказался лишен обеих рук! Мало того, на рассвете, пинком разбудив трясущегося в лихорадке пленника, Самир вытащил из его бедер иглы!
— Вовкины рассказы о службе… Применение подручных средств для скоростного обездвиживания языка… — сообразила я. И, вглядевшись в хмурое, замученное и какое-то очень взрослое лицо сына, подумала: — Боже, как он исхудал…
…Утро последнего дня перед выходом на побережье Самир встретил с мечом в руке — заставив своего пленника встать, он молниеносно нанес ему несколько ударов, и, протерев клинок от крови, с интересом оглядел результаты своей работы: