…Палатка, в которой жил тысячник Кварт, и правда оказалась с двойным дном. Вернее, стенами — в стандартной армейской на десять человек раскинули офицерскую, чуть поменьше, но намного комфортнее, чем солдатская. А в промежутке между стенок бдело четыре телохранителя. На то, чтобы их убрать, у нас с Угги ушло около трех секунд: среагировать на движущиеся в состоянии джуше практически невидимые даже в упор силуэты они просто не успевали. Поэтому основной нашей задачей было не дать им громыхнуть доспехами или оружием, с чем нам удалось справиться без особых проблем. И уже через минуту после того, как мы возникли рядом с обиталищем великого и ужасного Кварта Копья, мы без разрешения ввалились к нему в гости.
Тысячник был не один — утомленный забавами со своей пассией, он спал, раскинувшись на широченном ложе и сграбастав в охапку лежащую рядом женщину.
— Ее — в сон… — шепнул я Угги по внутренней связи, и, дождавшись, пока он сделает ей инъекцию, одним движением отрубил голову ее возлюбленному…
Следующие четыре с лишним часа мы мотались по лагерю и резали всех тех, кто участвовал в нападении на Зеленый Бор, благо информации обо всех «героях» недавней битвы у нас было предостаточно.
Моих подданных убивали Третья, Четвертая, Седьмая и Восьмая сотни. Практически в полном составе. Поэтому мы торопились, как могли — добравшись до палаток каждого из подразделений, запускали парализующий газ сначала в офицерские, а потом и в солдатские палатки, ждали пару минут, вваливались внутрь и вырезали всех, кто там находился. Затем пересчитывали тела, спарывали шеврон с первой попавшейся жертвы и вносили в искин комбеза данные о количестве отсутствующих на своих местах воинов — судя по рассказам нашей пленницы, жители Зеленого Бора ожесточенно сопротивлялись, и, несмотря на многократный перевес в силах, в тысяче Кварта Копья были довольно большие потери. Правда, в основном, ранеными. Оставлять в живых хотя бы одного из их числа в мои планы не входило, поэтому после того, как мы закончили с основной массой своих жертв, пришлось искать полевой лазарет. Вот там-то и пригодились споротые в палатках шевроны — парализованные на время раненые осматривались, и если на их обмундировании оказывалось что-то похожее на знаки отличия обреченных сотен, они безжалостно закалывались. Остальных оставляли нетронутыми — я старался выполнить данное врагу обещание…
К четырем часам утра, заляпанные кровью с ног до головы, мы выбрались из лазарета, посмотрели на розовеющее небо и двинулись к ближайшей офицерской палатке — требовалось оставить послание выжившим. И чуть не напоролись на одного из сотников Кварта, страдающего то ли бессонницей, то ли излишне рьяным отношением к выполнению своих обязанностей.
Заметивший непонятные потеки крови в переливающемся перед ним воздухе, воин рефлекторно выхватил меч и со всей дури попытался пырнуть им в живот откидывающего в сторону полог палатки Угги.
На то, чтобы среагировать на его удар, моей реакции хватило. А вот сообразить, что Угги будет бить насмерть — нет. Поэтому через мгновение я стоял, сместившись в сторону от возможного продолжения атаки и зажимая рот… трупу… При этом чувствуя себя идиотом: убивать лишних мне не хотелось, а этот офицер де юре был не при делах…
— Насмерть-то зачем? — выйдя из джуше, поинтересовался я. — Нет, чтобы оглушить?
— Извини… — сконфуженно пробормотал Угги. — Он появился неожиданно. А систему «свой-чужой» я не включал — слишком много меток на радаре.
— Ясно… Ладно, пока я этого прячу, вытащи изнутри кого-нибудь еще. Только, желательно, живым…
На обработку «почтальона» ушло минут пятнадцать, причем основной проблемой оказалось привести в себя оглушенное кулаком Угги тело. «Голос», вбивание в подсознание текста и программы поведения, потом погружение в сон на четыре часа — проделывая эти рутинные операции, я вдруг почувствовал себя опустошенным. Как ни странно, ни ночная резня, ни выполненное обещание не принесли мне облегчения — мысли о сыне и жене, загнанные куда-то в глубину сознания, жгли так, что хотелось выть. И с каждым мгновением все сильнее и сильнее. Поэтому, удостоверившись, что «язык» спит, я зашел в воду по грудь, быстренько смыл с комбеза кровь, и, с трудом дождавшись, пока помоется Угги, быстрым шагом направился к «нашему» дереву. Стараясь прыгать по камням, чтобы не оставлять мокрых следов…
— Все будет хорошо, вот увидишь… — неизвестно как почувствовав мое состояние, буркнул Угги, усаживаясь на облюбованную ветку. — Часов в девять прилетит Эол, где-то в десять мы будем в Аниоре, а часа в два от силы — в Логове. Кстати, может, ты немного поспишь? Знаешь, это снотворное действует довольно быстро — я пробовал! Дай команду автомеду… А я подежурю…
Такая длинная тирада в его исполнении отвлекла меня от своих мыслей, но ненадолго — откровенно говоря, мне было наплевать на то, как пройдет подъем в лагере тысячи Кварта, разбегутся или нет солдаты, обнаружив трупы своих товарищей, и будут ли нас искать. Мне хотелось домой. Или… нет! Крови Мааса и его подданных! И, желательно, побольше…
Глава 35. Маша
Всю дорогу до дворца Шарль пытался меня успокоить. Причем первые минут двадцать — анализом техники передвижения моего сына в недавней схватке. По мнению француза, волноваться за бойца, который ни разу не дал себя не то, что поцарапать, но и увидеть, было глупо, однако успокаивало это слабо. Так же слабо успокаивали и его рассказы о его собственных приключениях — механически кивая в ответ, я и так и эдак вертела в голове последнее пророчество Эола, пытаясь понять, что мне следует делать. С одной стороны, материнские чувства истерично требовали как можно быстрее найти ребенка и вернуть его во дворец, и пусть его «Путь» горит синим пламенем, но еле слышимый на их фоне внутренний голос советовал не торопиться. И задуматься над тем, что в этом чертовом мире гнусные предсказания Эола имеют дурацкое свойство сбываться. Вне зависимости от желаний, стремлений и чувств их участников.
Но он еще слишком мал!!! — орала во мне его мать.
И что? — на грани слышимости интересовалась часть меня, полностью принявшая законы жизни на Элионе. Разве это мешает ему быть мужчиной? Со своим собственным Путем? А вдруг, отловив его и спрятав от беды в собственной спальне, мы вывернем будущее так, что нашествие Тварей покажется нам праздником? Вспомни слова «и эта Малая Война вдруг Паука разрушит Клятву»! Тебе они ни о чем не говорят? Самиру суждено изменить что-то настолько важное, что для упоминания об этом выделили место в Пророчестве! Что будет, если эту клятву не разрушить?
Мне плевать!!! — мысленно подвывала я инстинкту. — После нас — хоть потоп! Пусть накрывается медным тазом и Элион, и Земля, и весь чертов Веер Миров, но Самир будет рядом со мной! Ну, хотя бы до тех пор, пока не вырастет…
А ты уверена, что будет где быть? — вздыхала моя совесть. — Извини, но я сомневаюсь… Да и даже если такое местечко все-таки найдется, — что станет с остальными? С Ольгердом, Угги, Беатой? Ведь им придется принимать на себя весь тот удар, который каким-то образом сможет нейтрализовать твой ребенок…
Не хочу!!! Не отпущу!!! Ненавижу весь этот мир!!! — безмолвно орала я и судорожно стискивала пальцы на рукояти висящего на поясе кинжала…
Метров за двести до дворца раздрай в моей душе превратился во что-то настолько запредельное, что я напрочь перестала соображать, где я нахожусь.
— Маша! С тобой все в порядке? — рывок за рукав вырвал меня из этого безумного состояния и заставил сфокусироваться на лице стоящего передо мной Шарля. — Давай подождем Евгению? Или пойдем обратно, ей навстречу?
— Евгению? Зачем? — растерялась я. — Она же, вроде, сопровождает тело этой раненой тетки из борделя…
— Ну, да… Кстати, а что, твой автомед сломался? Или ты отключила функцию контроля твоего текущего состояния? Тебя трясет так, что страшно смотреть!
— Я… забыла его в Логове… — вспомнив о своей истерике в медблоке, я слегка покраснела.
— Давай, я отдам тебе свой! Успокоительное тебе не помешает…
— Н-не хочу… Знаешь, я не пойду во дворец — там мне будет только хуже. Ну, всякие там воспоминания, понимаешь? Нет-нет! Я не буду делать глупостей — просто схожу в «Метлу», послушаю Лонора, съем что-нибудь, в конце концов… Если сомневаешься — отправь следом кого-нибудь из твоих бойцов. Только пусть не попадаются мне на глаза, ладно? Ну, что ты хмуришься? Мне там действительно становится легче…