Александр Шувалов
Боевые псы империи
Джокер
Часть первая
Пролог
Жара после захода солнца если и спала, то самую малость. Влажный, прогревшийся за день воздух обволакивал, лип к телу, как мокрая и горячая простыня.
Двое мужчин в креслах складского офиса на окраине города страдали от духоты в раскалившейся бетонной коробке. Кондиционер отсутствовал, вентилятор на потолке работал символически. Время от времени один вставал, подходил к холодильнику в углу и доставал из его недр очередную банку «колы». Выпивал и тут же начинал вытирать платком выступающий на лице пот. Другой такой роскоши позволить себе не мог, потому что был надежно примотан к креслу скотчем. Судя по всему, его долго и старательно били. То, что у человека называется лицом, у него представляло собой покрытый рваными ранами, сочащийся кровью блин. Громадный синяк полностью закрывал правый глаз. Над левым поработали менее вдумчиво, поэтому им он еще мог видеть, правда, с трудом. Вдрызг разбитые губы, распухший и свернутый набок нос. Кровь вперемешку с потом стекала с того, что было лицом, на лоскуты пижонской рубашки гавайской расцветки и брюки, цвет которых определить уже было невозможно… Типичная картина городского лирика Браткова-Текилова «Допрос коммерсанта», характерная, впрочем, не для желтой жаркой Африки, а России начала девяностых.
— Вам все это еще не надоело? — собеседник избитого и привязанного вновь подошел к холодильнику и достал запотевшую баночку. — Кстати, совсем забыл спросить, попить не хотите? — он говорил по-русски достаточно правильно, только иногда путался в ударениях и допускал паузы, подбирая нужные слова.
— Да, — еле слышно отозвался пленник.
— Не слышу.
Человек в кресле с видимым трудом поднял голову.
— Хочу.
— Начинайте сотрудничать, — он потянул за колечко, банка с легким шипением откупорилась. Поднес ее ко рту и сделал несколько глотков. — Назовите хотя бы вашу настоящую фамилию, имя и пейте, сколько душа пожелает.
— У вас же мой паспорт, — получилось «У ваш ше мой пашпор».
— Что-то вы неважно выговариваете слова.
— Нечего было зубы выбивать, — получилось «… жубы выбиваш».
— Просто интересно, когда вам, наконец, надоест изображать из себя идиота.
— Не, мужик, ты объясни, в чем дело-то. Подобрали в парке, привезли, куда не поймешь, дуплите, как глухонемого. Ты предъяви конкретно, в чем мой косяк, а то я весь на измене… — помолчал и добавил: — В натуре.
— В натуре, значит… — аккуратно поставив недопитую банку на холодильник, он развернулся и влепил такой акцентированный крюк с левой прямо в заплывший синяком правый глаз. Достал из кармана платок и тщательно вытер кулак. Осмотрел платок, вздохнул и бросил его на пол. — Действительно хотите еще раз услышать, что нам от вас надо? Вы, что, герой, идиот безмозглый, или просто время тянете? Совершенно напрасно, никто к вам на помощь не придет! Поймите же, наконец!..
— У-у-у… бль… чего бить-то? Ты, вообще, чьих будешь-то? — загундосил получивший по физиономии.
— Хорошо, начнем с начала, — его собеседник с похвальной быстротой взял себя в руки. — Объясняю в последний раз. Мое имя Уильям Спенсер Лайт, я представляю правительство Соединенных Штатов Америки. Вы должны вернуть собственность моей страны. В этом случае вам гарантируется легкая и безболезненная смерть.
— Ну, ты сказанул…
— Попрошу меня не перебивать! Не исключаю также варианта сохранения вам жизни на определенных дополнительных условиях.
— Ближе к телу, Склифосовский!
— Склифосов… а, понимаю, это шутка.
— Какие уж там шутки…
— Я продолжу, с вашего разрешения. Как вы знаете, пять дней назад здание посольства моей страны серьезно пострадало от взрыва, совершенного террористом-смертником, поэтому в настоящее время все его службы временно размещены на четвертом этаже отеля «Сафари» под охраной морских пехотинцев. Вчера вечером неизвестный или неизвестные проникли в помещение отдела специальной связи, потравили его сотрудников и охрану сонным газом и похитили коды новейшей полевой шифровальной машины.
— Ни хрена себе!
— Вот именно. И я больше чем уверен, что это — ваша работа.
— Ну, прямо, как у нас в ментуре: кого первого хлопнули, тот и виноват.
— Отдаю должное вашему упорству, — отреагировал Лайт, допивая «колу», приспустил галстук, расстегнул еще одну пуговицу на рубашке: — Ну и жара!
— И не говори…