– Ты слышал? – и боязливо передернула плечами.
Олегу стало не по себе, но показать свой страх было не по-мужски, упасть в глазах Веры он просто не мог себе позволить, поэтому храбро, как ему показалось, а на самом деле с легкой дрожью в душе, юноша встал:
– Я посмотрю, ты посиди, – и пошел вокруг камыша, выбирая место для прохода посуше, насколько это было возможно в темноте.
Вера слышала, как Олег шуршит стеблями растений, его тихое: «Черт!» – видимо наступил не туда. Потом едва различимые звуки какой-то возни и тишина… Вера чутко вслушивалась некоторое время, потом тихонько окликнула Олега, но не получив ответа, беспокойно вскочила и хотела уже было крикнуть Петра, сама она бы не решилась войти в безмолвие камышей, но ужас буквально сковал хрупкое тельце девушки. Изо рта ее вырвался только какой-то шипящий звук, горло просто вмиг пересохло – из камышей к ней шагнула высокая фигура. Девушка даже не успела понять, кто же это?..
Глава 5.
Тот же вечер. Дом профессора Полежаева.
Екатерина Самсоновна домыла посуду, составила чашки и тарелки в буфет, оглядела с удовлетворением чистенькую кухню и, решив еще раз перед сном заглянуть к хозяину, отправиться спать. Профессор сидел за столом и что-то быстро писал. Женщина спросила, не нужно ли ему чего-нибудь, и, получив отрицательный ответ, удалилась.
За открытым окном кабинета тихонько догорал последними розовыми бликами тихий осенний вечер. Постепенно затихали звуки уходящего дня, только изредка кое-где во дворах лениво взлаивали собаки. Этот лай был неприятен – в глазах мужчины все еще стояла картина сегодняшнего утра. Сердце профессора невольно сжимала холодная рука дурного предчувствия. Была надежда, что все обойдется, что это совсем не то, чего он опасался. Но окровавленная голова пса все выплывала и выплывала из тумана страшных воспоминаний. «Тьфу ты, черт! Ну не может ТОТ человек решиться на дурное, ну, пристращал и ладно. Или все-таки позвонить завтра этому, как его?.. А, Калошину, он и номер свой оставил. Позвоню, расскажу о том, что я ЕГО подозреваю. Пусть и мне от этого будет плохо, но другие не пострадают. Да, так будет правильно», – решил и почувствовал облегчение. Застрочил быстро пером по бумаге: вечером всегда хорошо работалось, никто не мешал. Но потом опять накатило: «А если я ошибаюсь? Ну, не монстр же ОН. Или все же я прав? И ведь этот майор мне не поверил. Да, завтра позвоню, попрошу аудиенции. Просто поделюсь своими подозрениями, скажу, чтобы не афишировал до поры. Но хотя бы будет знать, в каком направлении двигаться в поисках злоумышленника, пусть даже будет ошибочным мое чутье. Посоветуюсь, и все. А там что-нибудь и придумаем вместе.»
В окно потянуло прохладой приближающейся ночи. Окно профессор закрывал редко, любил свежесть в кабинете, усталость за ночь проходила без следа. Укрывался теплым, стеганным Самсоновной по-деревенски одеялом, разноцветные лоскутки которого всегда приводили Полежаева в хорошее расположение духа с утра, такие они были яркие и веселые. Вообще, домработницу профессор любил по-домашнему, целомудренно, какой-то братской любовью. Пришла она в их дом еще тогда, когда матушка Полежаева была жива, а сам будущий «светило» только-только начинал первые шаги в науке. Квартира после отца им с мамашей досталась огромная, с тремя комнатами, кабинетом, столовой и чуланом, уборки требовала постоянной, а старая домработница уже не справлялась. Тогда-то и привела хозяйка в квартиру молодую простенько одетую, но веселую краснощекую девушку, которая нимало не смущаясь, сразу взяла бразды правления по наведению порядка в свои руки, как-то оттеснив на задний план не только старую домработницу, но и саму хозяйку. Та было начала возмущаться, но потом поняла, что Катенька, как ее потом все называли, не только чистоплотна, но и патологически честна, доверить ей можно было все. Хозяйское добро она хранила, как верный пес, каждую вещицу любовно и бережно протирала чистейшими тряпочками, расставляя по местам. Готовила вкусно, сытно, с какой-то изюминкой. И мамаша профессора, отходя в мир иной, была совершенно спокойна за своего Левушку, который так и не женился, уйдя с головой в науку. С приходом к власти Советов, квартиру пришлось по распоряжению новых хозяев жизни поделить с одной семьей невысокого ранга чиновника. Но профессору все же достались две комнаты и кабинет, что вполне устраивало и его самого, и Катеньку, которая со временем стала Екатериной Самсоновной, и хозяйство вела по-прежнему крепко и основательно, была всегда строга со всеми, кто тем или иным образом переступал порог квартиры профессора. Даже жену подселенного чиновника умело поставила на место сразу, чистоту, теперь уже в общей кухне, поддерживала на прежнем уровне, чего неукоснительно требовала и от соседки. Та спорить боялась, выполняла все, что было необходимо, чем несказанно радовала своего муженька – тот со времени женитьбы такого за своей женой не замечал, а порядок уважал. Так что, благодаря Самсоновне, в их квартире царило почти патриархальное спокойствие и тишина. На лето профессор отправлялся в Энск, домработница следовала за ним.