– А почему бы вам не спросить об этом его самого? Или он видит причину разлада в другом?
– Да нет, видите ли, Степан Михайлович, дело в том, что мы его дома не застали, – Калошин решил пока не раскрывать всех причин их прихода в этот дом. – А что, слава – то его в конце -концов нашла?
Каретников поморщился:
– Не знаю, продолжил ли он свой эксперимент, но пока ничего об этом не слышно в наших кругах. Все остальное, над чем он работал, известно. Долю своей славы он получал всегда, работая в тандеме с другими физиками. Ну, может быть, еще заработает свою, собственную. – Мужчина опять замолчал, ожидая следующих вопросов.
– Скажите, а в последние несколько вечеров и ночей вы не видели во дворе Полежаева ничего странного? – Калошин докурил и положил окурок в пепельницу.
– Странного? А что же может быть у него во дворе странного? – Каретников пожал плечами.
– Степан Михайлович!.. – майор строго глянул на мужчину.
– Да-да, простите! Нет, ничего, из ряда вон выходящего, я не видел, да и, признаться, не смотрел. Так, краем глаза ухватывал, что, как обычно, занимается делами домработница, а Льва вообще не видел в эти дни. Ночами спал, меня бессонница не мучает. А в пятницу я уехал в Москву, домой. Я живу с женой и двумя ее детьми. У падчерицы был день рождения. Так что, если у Льва что-то и происходило, то, извините, мне неведомо. А что все-таки случилось?
Оперативники проигнорировали его вопрос, а Калошин задал свой очередной:
– Вы не знаете, куда ходил, ездил Полежаев? Были ли у него здесь какие-нибудь знакомые, к кому он мог пойти? Может быть, здесь живут ваши коллеги?
– Он, что, исчез? – Каретников пытливо посмотрел на обоих мужчин.
– Ну, уж, коль вы такой догадливый, то и ответьте на мои вопросы, – Калошин усмехнулся.
– Да нет у него здесь знакомых никого. И по гостям он не мастак ходить. Возможно, в Москву уехал? У него же здесь нет лаборатории, может быть, возникла необходимость в каких-нибудь опытах?
– А на чем он мог уехать, если его машина на месте? Может быть, вы знаете? Вот вы на чем ездите домой? – Калошин злился, хотя не подавал виду – вопросы получались корявые, ни к чему не вели – какое-то топтание на месте.
– Я езжу только на электричке. Водить автомобиль не научился, шофера иметь не могу за отсутствием необходимых средств. Так что, – Каретников шутовски поклонился, разведя руки в стороны, – извините.
– Полежаев мог поехать на электричке? – проигнорировав выпады хозяина дома, спросил Калошин.
– Ну, знаете ли, никогда не задавался таким вопросом, и никогда не видел Льва, идущим ли, едущим ли на станцию. Он, по-моему, не расставался со своей машиной. Даже домработницу сам возил на рынок. Вообще, они никого в свою жизнь не впускали. – Каретников вдруг так сжал зубы, что у него на чисто выбритых щеках заиграли желваки. «О, да ты ненавидел своего коллегу» – удовлетворенно подумал Калошин и незаметно глянул на Доронина, тот увидев взгляд майора, прикрыл глаза, давая понять, что и он обратил на это внимание.
В этот момент кто-то громко постучал в ворота. Каретников испуганно соскочил со стула и выбежал во двор. Оперативники, перекинувшись несколькими словами между собой, тоже пошли вслед за хозяином. Тот разговаривал с каким-то мужчиной невзрачного вида. Увидев приближающихся к ним Калошина и Доронина, стал суетливо выталкивать гостя за ворота, говоря:
– Нет сегодня для тебя никакой работы, приходи завтра. – Повернувшись к оперативникам, как-то виновато сказал: – Приходит тут один, по хозяйству помогает – траву сухую скашивает, латает дырки в заборе, да мало ли что еще. Сам я молоток в руках не держу. Вот и приходится просить местных мужиков, – при его словах о молотке Калошин невольно редставил, как мог бы Каретников махать этим инструментом – против истины он не погрешил – руки его были холеные, ухоженные с коротко подстриженными ногтями красивой овальной формы. Подумал вдруг о собаке Полежаева – эта работа была не для обладателя таких рук. Да и сам Каретников был какой-то выхоленный, крахмально-чистый, как его носовой платок, который он неоднократно во время беседы вытаскивал и протирал им кончики пальцев, будто боялся заразы, хотя чистота была в его доме близка к идеальной, даже занавески на окнах веранды, казалось, хрустели от снежной белизны. Все это где-то глубоко в мозгах Калошина роилось смутными воспоминаниями, но нить этих мыслей ускользала. Да и не было причины задумываться над этим.