Все присутствующие слушали эксперта с нескрываемым удивлением, чувствуя, что в его словах присутствует зерно истины, а Воронцов возбужденно хлопнул себя по коленям:
– Точно! В последней нашей беседе с сестрой Чижова, она сокрушалась, что брат допился до того, что стал терять вещи, а недавно ночью пришел домой голый! Она еще решила тогда, что на него так подействовала пропажа инструментов – ведь без них он не работник, а новые ему отказались выдать, пока он не рассчитается за утерянные. Решили именно так проучить его за пьянство.
– Как же мы до этого сразу не додумались? – сокрушенно пожимал плечами Моршанский.
– Просто трудно предположить, что в осенние ночи, пусть и не совсем холодные, но уже не такие теплые, кто-то будет разгуливать нагишом по улице, да еще лезть в достаточно холодную воду озера, где бьют подземные ключи. Тем более, представить себе в подобной роли такого, как Чижов, было просто абсурдным, – пояснил Гулько. – И потом, в последнее время я несколько увлекся изучением медицинской литературы, касающейся психиатрии, и понял, что мы не погрешили против истины, предположив, что те преступления совершил психически ненормальный человек. Ведь по своей сути Чижов в последнее время таковым и являлся, в определенное момент и под воздействием чего-то, нам пока неизвестного, превращаясь совершенно в другого человека.
– Да-а, – задумчиво произнес Сухарев, – не окажись в ту ночь на озере молодежи, не скоро бы мы нашли профессора – когда бы еще всплыл его труп, привязанный к коряге поясом от халата. И осталась бы без внимания гибель и Шаргина, и Берсенева. Да и смерть Чижова никогда никого бы не заинтересовала. Получается, что только случившееся с молодыми людьми послужило отправной точкой в расследовании и нынешних преступлений, и преступлений десятилетней давности. – Подполковник тяжело вздохнул: – Да, жаль ребят.
– А чего же он их-то не утопил? – спросил Воронцов.
– Он же не своей головой думал, – Калошин легонько щелкнул Костю по лбу. – Да и если бы это произошло, там ведь ещё были молодые люди, значит, сразу бы стали искать своих друзей. В любом случае, их присутствие на озере прервало некую цепь выстроенных убийцей событий.
– И начались наши мытарства, – пропыхтел Моршанский, утирая со лба крупные капли пота огромным платком. Калошин замолчал и пронзительно посмотрел на следователя, тот, заметив его взгляд, засуетился: – Что? Что такое? Что-то не так? – на что Калошин, медленно отведя глаза, с раздумьем сказал:
– Так, ничего… Какая-то картинка всплывает в мозгу и…
– … тут же уплывает, – под общий расслабляющий смешок закончил Сухарев. – И все-таки меня грызут сомнения по поводу такой… – он пошевелил пальцами у виска, – фантастичной версии. Может быть, все гораздо прозаичнее? Свихнулся мужик от этой штуки, что у него болталась в голове. Неудавшийся эксперимент по восстановлению памяти, и все.
– Конечно, это никак нельзя сбрасывать со счетов, поэтому нам и нужен эксперт и результат исследования мозга Чижова, вернее его остатков.
Глава 24.
Длинный коридор, освещаемый тусклыми люминесцентными лампами, с расположенными по обеим сторонам дверями, извивался мудреными геометрическими фигурами, заставляя Калошина раз за разом возвращаться к началу пути. Наконец одна из дверей раскрылась перед ним, и он с ужасом увидел человека в темных очках и медицинской маске. Но даже через марлю белого прямоугольника Калошин угадал звероподобную улыбку человека, который был и знаком, и незнаком ему. Он силился понять, чьи глаза скрываются за стеклами очков, чьи руки упакованы в резину желтоватых перчаток, но больше всего его мучил вопрос, что же за мозг такой скрыт под черепной коробкой, затянутой плотной белой шапочкой врача. Он будто видел наяву модель этого человеческого органа, стоящего на столе профессора Полежаева, и даже потянулся к нему, чтобы пощупать его, раскрыть и заглянуть в темные уголки загадочного вещества. Руки его вдруг заломило, и он почувствовал страшную боль в кончиках пальцев. Незнакомец захохотал каким-то сатанинским смехом и, подойдя близко к Калошину, протянул ему на раскрытой ладони огромный кровавый глаз: