– Что ему сделается? – махнул рукой Калошин, и тут же вернулся к больной теме: – Вот как думаешь, почему он не пользуется машиной? Что за «толстовщина» такая? Босиком в народ? Аскетизмом не пахнет, амбиций хоть отбавляй, самолюбования в достатке. А все будто прятаться пытается. Достаток в доме не показной, а он, видишь, на электричке…
– Да я и сам думал об этом. Ну, такой вот он человек! За это не карают.
– Не карают, да, согласен. А мне думается, что таким образом он просто скрывает свои частые перемещения. Машина проедет – бросится в глаза. А он тихонечко пришел – ушел, никому и дела нет. Проверить надо всю его биографию самым тщательным образом, а? Андрей Ефимович, попроси своих коллег в Белоруссии. Понимаю, что после войны там мало кто остался, но все же… А вдруг?.. – Калошин лихо крутил руль, но при этом постоянно посматривал на Дубовика, сидящего рядом.
– Да проверяют они уже! – и, поймав восхищенное одобрение во взгляде майора, добавил: – Ты же понимаешь, что время может работать против нас, значит, делать надо сразу и быстро. Ой, не тебе мне об этом говорить! Только знаешь ведь, что осталось от того Могилёва после войны. Найти каких-то свидетелей будет трудно. Архивы, скорей всего, утрачены. Но решим так: давай, занимайся Каретниковым вплотную, ребята на слежке пусть продолжают работать, любой шаг – под надзором!
– Договорились! – бодро козырнул Калошин, едва удержав при этом руль одной рукой, и, не обращая внимания на Дубовика, ругнувшегося в его адрес, продолжал гнать машину.
Глава 26
Дежурный передал Калошину пакет, присланный из Москвы. Торопливо разорвав обложку, майор быстрыми шагами прошел в кабинет и развернул журнал. Он шумно пролистал почти все страницы со статьями неизвестных немецких ученых, прежде чем увидел то, что искал. На одном из разворотов он увидел знакомое лицо, только выглядел на этом снимке «Лорд» значительно моложе и эффектнее. Под снимком Калошин прочитал, написанное по-немецки имя «Michael Wagner», потом повторил вслух:
– Михаэль Вагнер… Вот ты кто, «Лорд»… Теперь мы точно знаем твое имя, – он бросил журнал на стол и закурил.
В этот момент вошел, задержавшийся в дежурной части, Дубовик. Он так же, как Калошин громко произнес имя под снимком и сказал:
– Слушай, а в молодости он и в самом деле здорово смахивал на Байрона. Есть, есть что-то арийское, породистое. Красив, ничего не скажешь. – Потом тоже закурил и задумчиво произнес: – Где же ты скрываешься, дядя? – Снял очки, потер переносицу. – Надо перевести срочно эту статью. Скоро появится наш эксперт, я с ним разговаривал, он в совершенстве знает немецкий.
Примчался запыхавшийся Воронцов.
– Во! – держа в руках какую-то бумажку и потрясая ею, он кинулся к графину с водой и стал пить, громко глотая.
Калошин будто не видел вошедшего, полностью уйдя в свои мысли. Костя понял, что тот чем-то озабочен, поэтому повернулся к Дубовику.
Тот посмотрел на него с прищуром сквозь табачный дым:
– Ну, что там у тебя? – и потянулся за бумажкой, но Воронцов по-детски спрятал ее за спину.
– А слабо начальникам отгадать, чью «Победу» видела Пескова? – он хитро прищурился.
– Уже нашел? – удивился Дубовик. – Ну, ладно. Ставлю на Мелюкова.
– Ну, – надул губы Воронцов, – с вами неинтересно. Все знаете. Я-то думал, что принесу вам новость, а вы…
–Ты ее, Костя, и принес. Я не знал. Сказал только то, о чем просто догадывался. К тому же, я видел, на какой машине ездит наш функционер. А ты молодец! И предстоит нам с тобой искать одного дедулю, красавца, – он показал фотографии «Лорда» – Вагнера, снабдив обе словесными комментариями. – А Мелюковым займется Москва. У меня связаны руки.
Воронцов, услышав все о предполагаемом преступнике, присвистнул:
– Вот это да! Это не Чижов – вряд ли просто так болтается по улицам.
– Верно. Поэтому найти его будет непросто. У меня сейчас встреча с участковыми, пока вся надежда на них. А ты сходи в Жилкомхоз. Должен он где-то проявиться.
Калошин, прежде чем постучаться к Каретникову, некоторое время постоял в раздумье у ворот. Ребята, наблюдавшие за домом физика, сообщили, что хозяин никуда не выходил. К нему же приходила только молочница, но дальше ворот не прошла. Каретников, купив у нее молоко и яйца, ушел в дом. Вечерами у него подолгу горел свет, и было видно, как хозяин сидел на веранде. Больше ничего к своим наблюдениям молодые люди не добавили.
Каретников открыл не сразу. Калошина удивил его вид – тот был в темных очках, но сразу же, не дожидаясь вопросов, объяснил этот факт неумелым использованием сварочного аппарата при проведении какого-то опыта. В доме, действительно, стоял специфический запах. Каретников же, чтобы не было сомнений, на несколько секунд снял очки, открыв воспаленные красные глаза. Калошин выказал сочувствие, не особо испытывая таковое. По приглашению хозяина расположились, как и в прошлый раз, на веранде у стола. Скатерть была та же, так же трепетали крахмальные занавески, но все-таки чего-то не хватало. Прямая спина хозяина дома, сидевшего напротив Калошина, выдавала его напряженность. Майор достал из планшета журнал и положил его на стол, внимательно наблюдая за реакцией Каретникова, жалея только, что не увидит глаз, закрытых темными очками. В этот момент Калошин подумал даже, что эта деталь была частью декорации в каком-то разыгрываемом перед ним спектакле, задуманном заранее.