Слушая исповедь женщины, оперативники в очередной раз убеждались в коварстве покойного Вагнера, в его умении манипулировать чужими жизнями и уходить всегда безнаказанным за свои злодеяния. В этот раз его кто-то остановил, не менее коварный и страшный.
– Он с кем-нибудь встречался? – спросил Дубовик.
– При мне нет, никогда. Но раз в месяц он уезжал в Москву. Во всяком случае, он мне так говорил. Причину этих поездок не объяснял, а я не спрашивала. Понимала, что у него была скрытая от меня вторая жизнь, ведь, по сути, он не был моим настоящим мужем.
– Чем он занимался дома?
– Что-то чертил все время, писал. Я даже не спрашивала – он не любил, когда я даже нечаянно заглядывала в его бумаги. Складывал их в папку и уносил.
– Где он был вчера?
– Ходил на прогулку.
– Как часто он так прогуливался?
– Почти каждый вечер, когда тепло.
– Ходил один?
– Иногда приглашал меня.
– Вчера тоже прогуливался в одиночестве?
– Да. Пришел довольно поздно, и почти сразу почувствовал себя плохо. Я хотела сразу вызвать врача, но он строго настрого запретил мне это делать. Я понимала такое его поведение, ведь он всё это время просто прятался от властей и лишний раз старался не показываться людям не глаза. Вызвала я «скорую» только когда он начал терять сознание.
– Получал ли он какие-нибудь письма? Звонил ли ему кто-нибудь? Звонил ли он кому-нибудь? – в ответ на эти вопросы женщина только отрицательно качала головой.
По возвращении в отделение Дубовик собрал всех в кабинете Сухарева и сообщил, что вынужден уехать в Москву, так как дело переходит полностью под контроль Комитета и Генпрокуратуры. Розыск Песковой, Турова и неизвестного в маске будет вестись на Федеральном уровне. Убийца профессора и молодых людей найден. Гибель Берсенева остается под вопросом, но так как это произошло в Москве, то и вести его будут столичные оперативники.
– Но вас из дела никто не выводит, так как и здесь остаются незаконченные дела. Как думаешь, Геннадий Евсеевич? – задав этот вопрос, Дубовик дипломатично как бы передал Калошину право на дальнейшее проведение оперативных действий, полностью полагаясь на его опыт и знания.
– Вопросы есть. Во-первых, нам следует узнать, кто же все-таки ехал с Чижовым в электричке? Почему его удивило это обстоятельство? Во-вторых, с кем вчера встречался Вагнер? Возможно, кто-то это видел. Ясно, что таблетки ему в карман подложил тот же, кто сделал укол. В-третьих, хочу попросить у прокурора санкцию на обыск в доме Каретникова.
– Не дает покоя?
– Нет. И думаю, что прав. Кстати, когда я был у него последний раз, то обратил внимание на то, что как будто в доме чего-то не хватает. Понял позже: не было той самой вазы, которую он так трепетно охранял от нас.
– Ну, тут я тебе препятствий создавать не буду, но все же звоните, советуйтесь, чтобы дров не наломать. При таком раскладе можно ожидать всего, что угодно. Обдумывайте каждый свой шаг. И, прошу вас, будьте осторожны, ребята.
– А что с Мелюковым? Как он попал в сети Вагнера? – спросил Доронин.
– Об этом я вам смогу рассказать позже. Пока его только вызвали на беседу. Ну, друзья, благодарю вас за работу. Понимаю, что дело осталось незавершенным, но и такое в нашей практике бывает. Возможно, ещё ни один месяц пройдёт, прежде чем мы вздохнем спокойно. Будем работать! – он пожал протянутую руку Сухарева, который взялся за трубку звонившего телефона. Из первых слов приветствия стало ясно, что звонил прокурор. Все поспешно покинули кабинет начальника и отправились к себе.
Дубовик приглашающим жестом показал на стол Калошина, куда выставил коньяк и закуску. Все тут же столпились вокруг. С удовольствием выпили. Закурили. Калошин достал из своей папки журнал, раскрыл его и, вздохнув, произнес:
– Да, поздно мы тебя нашли. Забирай, Андрей Ефимович, журнальчик этот. Кое в чем он нам все-таки помог.
В этот момент в кабинет, тихонько постучавшись, вошла дочь Калошина Варя. Извинившись, она сказала отцу, что ей срочно нужны деньги на краски, которые привезла из Москвы подруга. Пока Калошин доставал и отсчитывал купюры, Варя пролистывала журнал. Остановившись на странице со снимком Вагнера, она, наклонив голову, разглядывая фотографию, сказала: