Маг: На самом деле названия не имеют особого значения. Можно также назвать это и сдвигом частоты, изменением кодировки, смещением точки сборки или расширением сознания. И все будет правильно и в то же время — все неправильно. Названия ведь — это просто символы, и скажу даже больше: все, что ты увидишь в иных измерениях, — это тоже будут лишь фантомные символы, а настоящей реальности ты не увидишь никогда, потому как увидеть ее просто невозможно.
Странник: Это почему же?
Маг: Потому что настоящую реальность можно только прочувствовать. И прочувствовать не глазами, ушами, языком или телом, а струнами своей души. И если ты (путешествуя в иные измерения) будешь обращать свое внимание не на визуальные образы, а именно на чувства, что возникают при этом в твоей душе (потому как, на самом деле, это именно чувства порождают образы, а не наоборот), то тогда твое продвижение к Истине ускорится многократно.
Кстати, ты каждый день, точнее каждую ночь бываешь ТАМ — в истинной реальности, когда твое сознание погружается в фазу глубокого сна. Насколько тебе, наверное, уже известно, если человека разбудить в тот момент, когда он спит глубоким сном, то после пробуждения он не сможет вспомнить ничего — он как бы выплывает из абсолютной пустоты. Именно по этой причине ученые и сделали вывод, что в глубокой фазе сновидения отсутствуют. И, в принципе, да — там действительно отсутствуют трехмерные образы, поэтому то, что происходит с человеком во время глубокого сна, было бы правильнее называть не сновидением, а симфонией сночувствия. Именно в этой фазе сна душа обретает абсолютную свободу и творит волшебную музыку чувств — истинную реальность.
Когда же сознание выплывает из глубокого сна на "поверхность" естественным образом, то "глубокие" чувства поэтапно проходят через множественные трехмерные фильтры дешифраторов-переводчиков и приобретают более-менее знакомые нам образы. Далее переводчики складывают из этих образов ассоциативную линейку трехмерных событий, и именно в таком вот виде отголоски симфонии чувств из глубокого сна и фиксируется в нашей памяти после пробуждения. Но это — не реальность, это лишь ее извращенная трехмерная версия. Настоящую же Истину невозможно выразить ни словами, ни образами, но при помощи этих инструментов все-таки можно создать нечто вроде логической линзы, посредством которой душа сумеет-таки ощутить хотя бы легкий ветерок чувственных вибраций со стороны безбрежного океана Дао-бытия. Недаром ведь Анхель де Куатьэ так и не озвучил словесно ни одной из своих Скрижалей. Каждая из его книг, входящих в этот цикл, и есть не что иное, как хорошо отрегулированная ультрасветочувствительная линза, преломляющая сознание читателя таким образом, чтобы смысл каждой Скрижали проникал в его душу, минуя ограничители стандартной модели бытия, и оставлял там определенный чувственный отпечаток, не искаженный словами и трехмерными образами.
Странник: Но если наши визуальные сновидения являются лишь отголосками симфонии чувств из глубокого сна, то что же тогда представляет собой та физическая реальность, которую мы непосредственно воспринимаем во время бодрствования?
Маг: Хм, Странник, ну ты — молодец, с тобой явно не соскучишься!
Странник: Почему это? — я, наконец-то, задал вопрос, который даже вам не по зубам?!
Маг: Точнее сказать, не по словам. Но все-таки я попытаюсь на него ответить. Когда ты просыпаешься и открываешь глаза, то ты также попадаешь в мир трехмерных голографических проекций, но это уже проекции не только твоих личных чувств — физическая реальность представляет собой симбиоз проекций от симфонии мыслей и чувств всего человечества.
У Бурланов (создателей системы Симорон) есть очень хорошая метафора, где они объясняют происхождение всех этих голографических проекций на примере планетария: «Бывали ли вы в планетарии? — говорят они своим ученикам. — В центре зала — шар, в середине горит лампа, освещая его внутренние стенки (первый экран на пути излучения). Но шарик — дырявый, сквозь дырки просачиваются лучи, вырисовывая на потолке зала звездное небо (следующий, второй экран). Расшифруем эту метафору применительно к нашим потребностям: лампа — глубинное Я, затем личность, затем ее продолжение — внешний мир. То есть все, что находится там, за чертой личности, обязано своим существованием ей, ее «пропускным» возможностям… Само собой разумеется, панорама, распластавшаяся на потолке, — посолиднее, нежели мелкотравчатая картинка внутри шара-в-дырочку. То, что в нашем теле (здесь правильнее было бы сказать: в мыслях и чувствах) едва зарождается, выглядит на этом экране более крупно, развернуто: можно рассмотреть, в какие кущи разрастутся сегодняшние побеги через некоторое время…»