Все это мне, как лицу заинтересованному, под большим секретом рассказал Борис. Мы сидели под зонтиком в летнем кафе, которые ввиду теплой погоды появились по всему городу, словно грибы после дождя. Кафе носило романтическое название «Бриз». Хотя при чем тут бриз, мне, хоть убей, было не ясно. От нашего захолустья до ближайшего моря, как говорится, по карте лаптем проложить. Вероятно, хозяин кафе в душе моряк. Или пират.
Пыльный ветер стих, и прозрачный вечер опустился на город. Воздух, словно в деревне, пах древесным дымком. К аромату дыма примешивался аппетитный запах жареного мяса. Это на мангале «подходили» румяные шашлыки. Вокруг мангала хлопотал крепкий мужчина, который был, как Карлсон, в полном расцвете сил. Майка защитного цвета обтягивала его мускулистое тело, наголо бритая голова зеркально сияла, кожа имела приятный бронзовый оттенок. Брюс Уиллис из «Крепкого орешка», да и только!
— Каков красавец! — Я кивнула в сторону шашлычника.
— Еще бы. — В голосе Бориса звучала ирония. — Весь день на свежем воздухе. Работа непыльная, опять же при мясе. Не всем такое счастье.
Он надкусил сосиску и с видимым удовольствием начал жевать. Бог с ним, с этим качком. И вообще француз Трентиньян нравится мне куда больше, чем американец Уиллис. Так и сидела бы здесь до конца жизни, смотрела в серые глаза, ела булочку с сосиской и запивала чаем. В голове была легкость необыкновенная, все мысли уплыли вместе с чайным ароматом. А ведь, в сущности, я до сих пор Бориса знаю мало. Например, о его семейном положении, засаднила старая заноза. Спрашивать неловко и, честно говоря, боязно. Не хочется разрушать иллюзии. А сам он молчит. Борис вообще не очень разговорчивый.
Мой охранник словно почувствовал, что я думаю о нем. Отодвинул пустую чашку, внимательно посмотрел на меня и достал из внутреннего кармана куртки маленький блокнот.
— Сима, учитывая вскрывшиеся обстоятельства, тебе необходимо соблюдать хотя бы элементарные меры предосторожности. — Он что-то написал в блокноте, затем аккуратно вырвал листочек и протянул мне. — Круглосуточную охрану я тебе обеспечить не могу, — Борис запнулся, — ты и сама не хочешь. Возьми, по крайней мере, мой домашний телефон. Можешь звонить в любое время. Правда, дома я бываю не всегда. Но это все-таки лучше, чем ничего. Если соскучишься, тоже звони. Я буду очень рад.
На его лице появилась удивительно нежная улыбка. Во всяком случае, мне так показалось.
— Ну что, возьмем еще по чашечке? И по пирожному для полного счастья. Посиди, я сейчас принесу.
Борис поднялся и направился к барной стойке. А я от нечего делать завертела головой. И обомлела! К кафе приближалась любимая подруга Зоя собственной персоной и радостно махала мне рукой. Через минуту все тайное станет явным.
— Уф, ну и теплынь! — Зойка плюхнулась на свободный пластмассовый стул и стащила с шеи шарф. — А ты чего тут зависла? Ждешь кого?
— Да вот, чайку решила попить, — пролепетала я сконфуженно.
— Да? Сразу из двух чашек? — В голосе подруги зазвучало откровенное подозрение. По-моему, до нее стало кое-что доходить.
И в это время мой товарищ по распитию чая, ничего не подозревая, подошел к столику и брякнул на него тарелочку с пирожными.
— Сима, извини, я не догадался спросить, какие ты любишь. Взял на свой вкус — бисквитные.
Зойка смотрела на Бориса с изумлением и любопытством, как на зеленого человечка с другой планеты. Ох и влетит же мне сегодня за скрытность!
— Боря, познакомься. Это моя подруга Зоя.
— Между прочим, лучшая подруга, — выразительно уточнила Зойка, намекая тем самым, что некрасиво иметь тайны от лучших подруг.
— Очень приятно! Тогда я, пожалуй, схожу еще за одной чашкой. — Он снова отошел к барной стойке.
Зойка пнула меня под столом ногой и спросила свистящим шепотом:
— Когда и где ты его подцепила?
— Прекрати пинаться и задавать идиотские вопросы. Запомни — никто никого не подцеплял.
— О-о, как все запущено!
И тут она расцвела самой любезной улыбкой, поскольку Борис стоял уже у столика с чаем и добавочной порцией пирожного. Теперь будет сидеть до победного.
— Такие погоды нынче стоят — просто лето! — тоном купеческой дочки из пьесы Островского заговорила Зойка и церемонно взяла чашку. Хорошо, хоть мизинец не оттопырила. Дурачится, играет на публику. Борис, склонив голову, посмотрел на мою подругу и лукаво улыбнулся.
— Значит, будет хороший урожай, — подхватил он игру.
— Борис, а вы где служить изволите? По статской или по военной части? — совсем разрезвилась Зойка.
Смутить хочет моего кавалера. Ну уж нет!
— По военной, Зоя, по военной. Ты давай-ка лучше чай допивай, он у тебя уже совсем остыл, — пришла моя очередь незаметно пнуть ее под столом.
Зойка враз выскочила из образа жеманной барышни:
— Ну ладно, пожалуй, пойду. Надеюсь, еще увидимся. Сима, ты когда будешь дома? Я тебе позвоню.
Конечно, позвонит. Весь вечер будет висеть на телефоне, пока полностью не удовлетворит свое любопытство.
Независимо помахивая сумочкой, подруга неторопливо пошла прочь от кафе.
Борис проводил ее веселым взглядом:
— Зря она ушла. Мне все равно пора. А вы посидели бы еще. Вон даже по спине видно, как ей хочется с тобой поговорить.
— Обойдется! — пробурчала я себе под нос, доедая последний кусок пирожного.
Гельсингфорс,
1 февраля 1919 года
Мой дорогой друг Машенька!
Столько всего произошло за последние месяцы, и не рассказать. Петя таки решил отправить нас с детьми за границу. Поначалу я сопротивлялась, не хотела оставлять его одного. Но у Гоги после болезни случилось серьезное осложнение, ему нужны хорошие врачи и хорошее питание. Сам Петя с нами поехать не смог. Ведь ты же знаешь — у него в Москве старенькая мама, да и свою любимую коллекцию бросить не решился. Всякими правдами и неправдами он переправил нас с детьми в Петроград, а оттуда в Финляндию. Сейчас уже все позади. Мы словно вырвались из ада. Но радости нет. Хотя Петя и успокаивал меня и обещал вскорости тоже выбраться из России, но у меня дурные предчувствия. Верит ли он сам в это? Так и вижу его бледное лицо в последнюю минуту перед расставанием и глаза, словно полные слез. Кстати, в последний день он открыл мне тайну своих занятий живописью, которые так раздражали меня весь этот год. Но об этом при встрече. Надеюсь, она скоро состоится. В Гельсингфорсе мы остановились у моей тети. Дети отдохнут, Гога немножко окрепнет — и двинемся дальше.
Как все печально. Как страшно за Петю, за друзей, за Россию! Господи, спаси нас всех!
Целую, твоя Соня.
Поздно вечером, как я и предполагала, Зойка провела со мной по телефону очередную доверительную беседу. Я словно сквозь телефонную трубку видела, как она удобно расположилась на диване и, попыхивая сигареткой, приготовилась к обстоятельному разговору.
— Значит, в охране работает? Ничего, мужская профессия. А зарабатывает много?
— Зоя, я не знаю. Мне это неинтересно.
— Напрасно! Вопрос вполне актуальный. Ты бы ему намекнула, что содержать его не сможешь.
— Слушай, не лепи чепухи.
— Ну, ладно, ладно. Он, по крайней мере, не женат?
В трубке повисла напряженная тишина.
— Та-ак, — зловеще протянула подруга, — опять! Сколько раз тебе говорить, что в твоем возрасте к выбору знакомых надо подходить осмотрительно.
— Вот как раз в моем возрасте уже поздно осматриваться.
— Не скажи! Не так много у нас с тобой осталось времени, чтобы работать гейшами при женатых мужчинах.
— Зоя, давай закроем эту тему, а? И кроме того, я ничего не знаю о его семейном положении.
Прямо кожей почувствовала, как на том конце провода подруга взвилась до небес:
— Ну ты даешь! Про зарплату не знает, про жену не знает. Что ты вообще про него знаешь? Может, он авантюрист.
— Господи, ну какую со мной можно провернуть авантюру? Думай, что говоришь!
— А квартира? Смотри не вздумай его прописывать.