Костер едва тлел. Где-то далеко в прерии жалобно выли собаки. Люди думали не долго. Позади был голод, извечная борьба с плантаторами, налоги, притеснения.
Быть может, старый Браун из Осоватоми научит их, как построить новую, лучшую жизнь? Пусть старый Браун ведет их, они все пойдут за ним!
Следующее утро застало их уже на конях. Они двигались к северу. Через четыре дня они были в Тейборе - маленьком степном городке. Рабовладельцы ненавидели этот городишко, потому что он слыл самой важной станцией "подземной железной дороги", но для негров это был светоч, сияющий им на их страдном, страшном пути к свободе, в Канаду. Здесь жили двести поселенцев из Огайо, почти все они были аболиционистами и помогали чем могли сторонникам свободного Канзаса. Сюда приходили и приезжали все чающие свободы, сюда являлись лечить раны, полученные в борьбе, и хоронить убитых. Сюда приехал и Оуэн Браун залечивать раны; и вокруг него собрались те, кто был в брауновском отряде.
Здесь сына и его товарищей нашел Джон Браун. С Оуэном было пять человек: беглый негр Ричардсон из Миссури, у которого через все лицо шел рваный шрам; квадратный крепыш Тид - художник-самоучка, вырезавший из дерева чудесные фигурки и попадающий тем же ножом в двадцати шагах прямо в сердце человека; сражавшийся под командованием Брауна под Осоватоми Люк Парсонс; рыжебородый, со свирепым, сильным лицом валлиец Рольф, который слагал стихи о свободе; девятнадцатилетний Лимен - живой, как огонь, забияка и ругатель, которого приходилось все время одергивать, потому что старик не терпел ругательств. Десять "студентов" и "учитель" с непреклонным лицом и холодными каменными глазами.
Фордз, вызванный строгим письмом Брауна, привез в Тейбор написанное им "Руководство". Браун внимательно просмотрел: "Руководство" было составлено хорошо и могло служить популярным учебником для военных. Он записывает в своем дневнике:
"10 а в г у с т а
Сегодня прибыл Фордз. Он привез с собой справочник. Хорошая работа с блестящими суждениями о тактике армий. Это как раз то, что нужно для нашего дела. Я доволен: вижу, что был несправедлив к нему. Дал ему сегодня шестьдесят из моих последних ста долларов. Оуэн этого не одобряет.
17 а в г у с т а
Еще ничего не предпринял по отношению к канзасцам. Пока мне это еще не по силам, но теперь уже недолго ждать. Пока мы начинаем брать уроки, и у нас (по моему мнению) очень подходящий учитель. Сегодня впервые стреляли в цель на окраине Тейбора. Изучаем справочник Фордза. Обсуждаем вопросы военной тактики и планы.
21 с е н т я б р я
Фордз очень назойлив. Утверждает, что был нанят в качестве военного инструктора, и спрашивает, где мои люди. Терпенье, терпенье, день настанет.
14 о к т я б р я
Раздражен. Встревожен. Фордз отвратителен. Требует еще денег. Начинает откровенно критиковать мой план. Я сказал, что он глубоко ошибается, если думает, что я позволю ему или кому-либо указывать мне, как вести себя или выполнять мой долг. Оуэн твердит, что нужно без всяких церемоний избавиться от этого человека, но приходится соблюдать осторожность. Я его опасаюсь и думаю, что поступил глупо, доверившись ему.
1 н о я б р я
Фордз уезжает на Восток. Ничего не сообщает о своих планах. Твердит, что по-прежнему крепко стоит за меня и явится, когда люди будут собраны. Я в безвыходном положении, рисковать открытым разрывом невозможно. В противном случае я показал бы ему, чего он заслуживает. Я сказал ему: "Надеюсь, вы оправдаете мое доверие..." Придется просить Фредерика Дугласа и других друзей внимательно следить за ним. Устал. Каким одиноким я себя чувствую!"
Фордз и в самом деле держался напыщенно и напускал на себя таинственность. Смутное подозрение охватило Брауна. Он постарался поскорее отделаться от Фордза, вручил ему некоторую сумму денег и отправил в Нью-Йорк. На первое время военным инструктором молодежи мог быть Стевенс.
Они провели неделю в Тейборе, готовясь к путешествию. Школа должна была обосноваться в Спрингдейле, глухой деревушке штата Айова. Только это и знали будущие "студенты". Браун хранил упорное молчание. Моффет, который сам командовал отрядом в Канзасе, пробовал его выспрашивать, но ничего не добился. Кук начал было болтать с тейборцами насчет великих дел, которые им всем предстоят, но получил от Брауна строгий приказ держать язык за зубами. В последнюю ночь Браун велел своим людям погрузить в фургон упакованные в ящики ружья, одежду, амуницию. Когда они кончили, он позвал их в дом, где они остановились.
- Завтра мы выезжаем, - начал он, твердо глядя людям в глаза, нужно, чтобы вы кое-что узнали перед отъездом. Дело в том, что мы больше не вернемся воевать в Канзас... Мы не будем сражаться и в Миссури. Путь наш лежит на юг. Когда мы научимся воевать, мы отправимся уничтожать рабство в Виргинию.
Они стояли ошеломленные. Это было как гром. Поднялся ропот, раздались крики:
- Это безумие!
- Вы нас подвели!
- Чепуха, пусть идет, кто хочет...
Браун молча выждал, пока они успокоились. Первым опомнился Кэги и придвинулся к нему:
- Дайте досказать капитану.
- Двадцать лет я мечтал освободить рабов. Эта мысль владела мной как страсть. Теперь час настал. Завтра мы сделаем первый шаг по этому пути. Я вас не неволю: вы можете идти или оставаться, как вам вздумается. Но не давайте мне легкомысленных обещаний: если вы последуете за мной, будьте готовы ко всему. Вы знаете, какое дело нам предстоит: оно потребует от нас многих жертв и напряжения всех наших сил. Я даю вам на размышление ночь. На рассвете мы выступаем.
В эту ночь никто не ложился. То в одном, то в другом углу хижины вспыхивали споры. Многие считали, что Канзас важнее и что там предстоит еще серьезная борьба. Но Браун нарисовал им такую картину их выступления в Виргинии, перед которой канзасская война показалась детской затеей.
И на рассвете следующего дня два фургона выехали из Тейбора; в них ехали Джон Браун и десять "студентов".
Стояла суровая зима. Четыре недели они пересекали заснеженные степи Айовы. Снег слепил им глаза, и ледяной ветер студил, казалось, самое сердце.
Ночью они останавливались среди снежной пустыни и разжигали костер. Еды было мало, приходилось экономить продукты, но молодежь не роптала: было в этом путешествии что-то такое, что заставляло каждого подтягиваться, пренебрегать неудобствами и крепко засыпать на снегу под колыбельную песню, пропетую волками. Каждый чувствовал себя отныне носителем великой идеи, и это поддерживало непрестанное внутреннее горение.
Уже в пути начались занятия. Браун записывает в своем дневнике: "Горячие споры о том, как отзовется освобождение рабов на южных штатах, на северных, на торговле и промышленности, также на британских провинциях. Откуда пришла наша цивилизация? Разговор о предрассудках насчет цвета кожи. Вопрос, предложенный для обсуждения: величайший полководец Вашингтон или Наполеон?"
В этих спорах, часто наивных и неумелых, высказывалась вся их непосредственность и неискушенность. Десять юношей готовились строить новый мир и хотели постигнуть все, что может им для этого понадобиться. Они стали заметно серьезней: школа должна была сделать из них не только солдат, но вождей, организаторов и будущих политических деятелей. Ответственность тяжело легла на их плечи. Даже Лимен прекратил свои шутовские выходки.
Иногда перед сном они пели. Бархатный бас Стевенса затягивал старинный негритянский гимн "Раб узрел Полярную звезду", и ему вторил ясный голос Брауна. Постепенно присоединялись остальные, и странно звучало посреди снегов это пение, в которое иногда врывалась протяжная дикая нота: то выли голодные степные волки.
В новогоднюю ночь разразилась метель, и путешественники еле отыскали дорогу в Спрингдейл. Это был тихий квакерский поселок, в котором Браун решил обосноваться. Под "школу" сняли ферму квакера Мэкстона. Мэкстон не задавал никаких вопросов: он стоял за мир, но в то же время ненавидел рабовладение. Как и все остальные жители поселка, он думал, что Браун готовит свой отряд для Канзаса.