Браун то и дело подходил к одной из бойниц и смотрел на дорогу, ведущую к мосту: не идут ли негры? Не скачет ли Кук с отрядом восставших невольников? Не спешит ли Оуэн с добровольцами из Кеннеди-Фарм?
Но Кук, отправившийся на мэрилендскую сторону, точно в воду канул.
От Оуэна из Кеннеди-Фарм тоже не было вестей, зато Кэги, охранявшему оружейную, удалось-таки отправить гонца с запиской к Брауну.
Он советовал атаковать осаждавших и бежать с отрядом в горы. Он напоминал капитану первоначальный его план. Никто не смог бы упрекнуть Кэги в недостатке храбрости, но он уже начинал терять надежду на приход негров.
Браун внимательно прочитал записку, потом нервно скомкал ее в руке. Теперь было бы нелегко выполнить советы Кэги.
Две убитые лошади лежали во дворе у крепких дубовых ворот арсенала. Оглобли нагруженных подвод поднялись вверх, как руки, умоляющие о помощи. Небо было объято заревом: горело подожженное кем-то здание станции. Добровольцы из плантаторских сынков бесновались снаружи, проклиная аболиционистов и грозя поджечь весь арсенал.
Рядом с главным складом был пожарный сарай. Почти все бойцы Брауна собрались в этом помещении. Здесь были самые толстые стены и самые маленькие, похожие на бойницы, окна.
В дымном сумраке с трудом можно было различить сваленные посредине ручные пожарные насосы, тачки с кирками и веревками, трубы - всю гордость добровольной пожарной дружины города Харперс-Ферри.
Двумя самыми большими пожарными машинами капитан Браун распорядился забаррикадировать на всякий случай ворота, выходившие на улицу. Люди устроились в оконных нишах. Затворы щелкали непрерывно. У бойцов были напряженные лица: капитан приказал открыть усиленный огонь, надо было создать впечатление, что бойцов не меньше сотни. К десяти утра "сыны Виргинии" сыпали пулями, как градом. Большинство пуль отскакивало от толстых стен, но некоторые все-таки находили свои жертвы. Коппок, судорожно сжав маленький рот, перевязывал обрывком рубахи свою окровавленную левую руку.
Немного погодя из строя выбыли два негра. Их уложили в углу пожарного сарая. Чтобы раненым было мягче лежать, капитан подложил под них свой плащ и теперь расхаживал в одной легкой куртке. В руке у него была блестящая сабля Вашингтона.
Лицо Джона Брауна, серьезное, угрюмое, выражало энергию и какую-то мрачную решимость. Запах пороха, шум выстрелов пробудили в нем старый боевой дух; ноздри его раздувались, свинцовая грива свисала на лоб. Он нетерпеливо мял бороду и шагал от одного бойца к другому, выглядывая в окна и ежеминутно рискуя быть подстреленным.
- Капитан, что вы делаете? Капитан, поберегите себя! - восклицали то Андерсон, то Стевенс. - Вас убьют, капитан!
- Не волнуйтесь, друзья мои, пули не трогают тех, кто бьется за правое дело, - говорил Браун.
Бойцы переводили взгляд на своих раненых и вздыхали: капитана ничто не могло переубедить.
- Нам недолго осталось ждать. Набат поднял негров на всех окрестных плантациях. Они придут к нам, и мы вместе ударим на врага, - твердил беспрестанно Браун.
Не обращая внимания на пули, летавшие вокруг головы, Джон Браун пересек двор и направился к караульному помещению. Сейчас в маленьком домике находились заложники, взятые ночью людьми капитана. Сюда выстрелы долетали глуше. У двери на карауле стоял Император.
Джон Браун вошел в караулку и огляделся. На скамьях и стульях сидело и лежало самое пестрое общество, какое ему когда-либо приходилось видеть. Были тут люди в длинных ночных рубахах, с лысинами, повязанными теплой фланелью, и джентльмены в синих вечерних фраках с золотыми цепочками, выглядывавшими из-под жилетов. Вся эта компания жаловалась, сыпала проклятиями и брезгливо сторонилась негров, забегавших в караулку погреться или взять винтовку. При входе Брауна наступила тишина. Все взгляды обратились к нему. Еле слышный шепот пронесся по комнате: "Старый Браун... Браун из Осоватоми..." О, все отлично знали, кто такой Браун Осоватомский! Со времени канзасской войны они охотились за Брауном.
И вот теперь он здесь, перед ними!
Внезапно в караулке поднялся невообразимый шум. Цилиндры и фланелевые колпаки, халаты и фраки - все это подступило к капитану.
- Есть! - требовали цилиндры и колпаки. - Дайте нам, черт возьми, поесть!
- Что вы с нами делаете? - вторили им халаты и фраки. - Как вы смеете держать нас в этой конуре?!
- Ваши аболиционисты, сэр, просто бандиты. Если вы хотите уморить нас голодом, скажите нам это прямо! - надрывался старик в вязаном белье, с абсолютно голой головой.
На него зашикали:
- Тс... Мистер Олстэд, вы погубите нас всех...
Капитан поднял руку. Наступила тишина.
- Понимаю, джентльмены, - сказал он спокойно. - Сейчас я постараюсь что-нибудь сделать для вас.
По его распоряжению, из гостиницы, расположенной поблизости от арсенала, принесли бисквиты и кофе для заложников. Один из негров-невольников, стоявший на карауле возле пленников, перенес на палке все продукты в арсенал. Ни Браун, ни его бойцы не притронулись к еде, как ни пересохло у них горло: капитан боялся, что "Сыны Юга" отравили пищу.
Когда пленники насытились, один из них - очень молодой человек, по имени Кросс, - попросил капитана отпустить его "на минутку" домой. У него дома осталась тетя, и тетя сойдет с ума от беспокойства, если он вовремя не вернется домой. Кросс обещает вернуться, он дает в этом слово джентльмена...
- Идите, - прервал его уверения Джон Браун. - Можете не возвращаться.
Он подошел к Льюису Вашингтону:
- Вас, сэр, я взял первым потому, что имя ваше, как моего пленника, произведет впечатление на местных жителей, да и вообще на всех в стране. Кроме того, мне пришлось взять вас потому, что вы непременно пришли бы на помощь губернатору Виргинии и помешали бы моим планам. Но я очень внимателен, сэр, к вам, прошу это отметить. И моя и ваша жизнь сегодня в равной цене, потому что каждую минуту я могу погибнуть. Пока же я обязан заботиться о вас. Пройдите к камину, сэр, там вы сможете обогреться...
Вашингтон молчал, презрительно выпятив нижнюю губу: он не желал разговаривать со "старым конокрадом", как он мысленно назвал про себя капитана, опоясанного саблей его знаменитого предка.
В этот первый день Джон Браун свято верил: вот-вот явятся Оуэн и Кук и с ними тысячи восставших невольников. Если они не пришли в первые часы, то непременно придут позже. А может быть, негры дожидаются темноты, чтобы прийти. Значит, надо продержаться до той минуты, когда густая южная ночь скроет Боливарские высоты и Мэрилендские холмы.
Почему же не стекались под знамя Брауна ни негры, ни местное белое население?
Много времени спустя революционные историки пришли к заключению, что Джон Браун неудачно выбрал район своего "рейда". В той части Виргинии, где находился Харперс-Форри, было мало так называемых "полевых" негров. Большинство рабов у местных помещиков составляли дворовые, которым жилось сравнительно сносно. Была и еще причина: Джон Браун не позаботился о том, чтобы предварительно подготовить рабов, даже просто посвятить их в свои планы. Поэтому большинство негров-рабов ничего не знало о его выступлении. О выступлении стало известно им уже после того, как Браун потерпел поражение и был схвачен южанами.
Однако все это стало понятно значительно позже. В те же часы, когда Браун и его сторонники удерживали арсенал, капитан был твердо убежден, что рабы всюду подымаются против своих угнетателей и с минуты на минуту придут сюда, к арсеналу.
Браун привязал к дулу винтовки носовой платок и поднял его над воротами. Стрельба на минуту стихла.
- Идите и скажите вашим друзьям там, чтобы они прекратили стрельбу. Это в ваших интересах, - сказал Браун одному из заложников - Джозефу Бруа.
Бруа выскользнул за ворота и начал подавать отчаянные знаки осаждающим.
- Не стреляйте! - жалобно закричал он. - Вы перестреляете своих, мы все сидим там. Ради самого неба, прекратите огонь! Капитан предлагает вам перемирие. Если вы оставите ему арсенал, он обязуется тоже прекратить стрельбу! Не стреляйте!