ТЕНОР. Роман Чивера с актрисой Хоуп Ланге тянулся штрих-пунктиром через многие годы. После того как она разошлась со своим мужем, режиссером Эланом Пакулой, они встретились в Нью-Йорке, и это событие было отражено в дневнике Чивера: «Мы содрали одежду друг с друга и славно провели три или четыре часа, перемещаясь с дивана на пол и обратно. Я был не на высоте, но наплевать… Мы имели вдоволь всего: в ход шли пальцы, языки, титьки и попки, объятия до треска костей и серьезные объяснения в любви». Хоуп потом отзывалась о Чивере с теплом, говорила, что это самый горячий мужчина из встреченных ею в жизни. Правда, слишком занятый собой, не очень отзывчивый на нужды партнерши. «Мне он нравился, но жить с ним я бы не могла. В нем слишком много от школьника».
БАС. Вспомним, что в рассказе «Пловец» бывшая возлюбленная тоже говорит герою: «Когда ты повзрослеешь?» Ну, разве мог бы взрослый серьезный мужчина, даже подвыпив, хвастаться своими любовными приключениями перед женой и детьми. «Он мог изменять, мог напиваться в городе, — рассказывала Мэри, — но к обеду всегда исправно возвращался домой». Наблюдательная Сьюзен потом писала, что отец не любил говорить о чувствах — только о фактах, событиях, сценках, поступках. Он был сосредоточен на том, что можно видеть, слышать, обонять, ощущать, мог подробно рассказать, что он проделывал с такой-то дамой в таком-то отеле, но не о том, какие эмоции это в нем пробуждало.
ТЕНОР. Устав от измен мужа, Мэри тоже завела роман с женатым чернокожим публицистом и рассказывала о нем своему психиатру. Она стала нарядно одеваться, занималась йогой, аккуратно посещала парикмахерскую, писала стихи, которые впоследствии были опубликованы в сборнике под названием «Нужда в шоколаде». Мало того — она потеплела к собственному мужу и ненадолго вернула ему доступ к своей постели. Тот не мог поверить своему счастью, и это нашло отражение в дневнике: «Я оседлал мою возлюбленную, и мы умчались в счастливое путешествие, какого у меня уже давно не бывало».
БАС. Из рассказа в рассказ у Чивера проходит образ жены, разочарованной в муже, недовольной своей судьбой, обуреваемой странными порывами. Муж же, как правило, видит себя бодрым, внимательным к жене и детям, разумным, немного опечаленным несовершенством мира. Но сын Федерико, слушая разговоры родителей за столом, однажды взял лист бумаги, написал на нем слева «он», справа — «она» и стал рисовать черные галочки под соответствующим местоимением каждый раз, когда один из собеседников наносил другому словесный укол. Через полчаса под «он» скопилось 25 галочек, а под «она» — только три.
ТЕНОР. Жалобы на одиночество — лейтмотив всего творчества Чивера, его дневников и писем. Он активно общался с сотнями людей, но это общение часто нагоняло на него скуку. Похоже, он часто говорил окружающим неприятные вещи только для того, чтобы придать общению остроту, разрушить пресность разговоров о погоде и процентах на закладную. Люди отшатывались от него, и так это и тянулось по кругу: спасаясь от дракона одиночества, он попадал в пещеру дракона скуки, вступал с ним в сражение, побеждал, но при этом снова оказывался один на один с самим собой.
БАС. Смены настроения у отца болезненно били по детям. Сьюзен доставалось за то, что у нее долго не было ухажеров. Потом ухажеры появились, дочь приводила их в дом, но Чивер обращался с ними коварно: приглашал, например, вместе косить луг или пилить поваленное дерево и там, наедине, говорил им что-то такое, что они уходили взбешенными. Старший сын, Бен, тоже приводил в дом своих друзей и подруг, но доставалось и им. В одного начинающего поэта Чивер вдруг запустил стаканом из-под виски. Подругу, пытавшуюся защищать Бена, обозвал шлюхой. Когда Бен женился, молодые долго бедствовали, и сыну часто приходилось просить денег у отца. Чивера возмущали не сами просьбы, а то, что они делались — как он полагал — по требованию жены. («Не сумел поставить себя в семье!») Младший сын, Фред, уже в тринадцать лет был ростом выше отца и мог отпихнуть его, если тот слишком донимал его попрёками и угрозами.
ТЕНОР. С одной стороны, детям в семье Чиверов с малолетства внушалось, что внешность неважна, а главное — суть, душа человека. С другой — делясь впечатлениями о встреченных людях, отец давал в первую очередь внешние приметы. Женщина была либо «очень привлекательна», либо «выглядела классно», либо была «шикарной блондинкой», либо была никем. Мужчина был либо «одет с иголочки», либо имел «отличный загар», либо «тюремную бледность», либо «бегающие глаза». «Выглядеть кем-то важно потому, что это отражает внутренние достоинства», — объяснял он окружающим.