Он замолчал, когда говорить уже было нечего. Он больше ничего не чувствовал.
«Странно, — с холодной отстраненностью подумал Марр, — всю жизнь я посвятил тому, чтобы видеть и ощущать больше любого другого существа, а теперь, лишившись этого, я совершенно не скучаю. Я чувствую свободу. Чувствую облегчение».
<Объект теряет способность к мыслительным процессам. Критический отказ биологических тканей>.
— Что последнее сказал тебе голос? — сдержанно, но настойчиво спросила женщина.
— Он сказал… — Скребущее по пергаменту перо запнулось.
— Что?
— Он сказал, что они — сыны Просперо. Сказал, что они вернулись. Сказал…
Перо замерло, оставив лишь тихий шелест пергамента, продолжавшего падать на пол.
В финальные серые мгновения своей жизни Ленс Марр услышал женский голос:
— Отправляйте послания-маяки. Максимальная важность. Вызывайте остальные сторожевые силы. Пятнадцатый легион вернулся на свою могилу.
Последний клочок мысли Марра был немым вопросом: «Почему… почему они сказали мне, кто такие?»
Чернота пустила мысль по ветру, и на нее уже никому не было суждено ответить.
Перевертыш стряхнул с себя лицо и принял новое. Последнее обличье принадлежало женщине, которая служила палубным офицером. Оно не было идеальным, но в конечном итоге позволило ему найти более подходящую маску — лицо человека, облеченного властью.
Он шел по мостику мимо модулей с сервиторами, закрепленными за своими пультами, кивая людям, с которыми встречался по пути, и игнорируя техножрецов в красном, что обслуживали утесы техники. Никто ничего не замечал. Перевертыш выжидал, пока не достиг широкой палубы под командным троном.
Человек, восседавший на вершине горы из древней стали, походил на кусок жира в бархатной форме. Перевертыш посмотрел на коммодора и отдал честь.
— Вахтенный офицер командного яруса, второй лейтенант Кордат докладывает, коммодор, — проговорил он.
Глаза коммодора, похожие на черные жемчужины на лице-глыбе, переметнулись на Кордата.
— Да-да, прекращай уже трясти рукой и чесать языком, просто заканчивай. — Коммодор махнул толстой рукой в сторону человека в офицерской форме, стоявшего за кафедрой у подножия командного трона.
Перевертыш приблизился к кафедре, встал по стойке смирно и поклонился. Офицер за кафедрой поклонился в ответ, после чего передал жезл, покрытый тонкими электрическими схемами и лепными звездами с орлиными крыльями. Перевертыш принял жезл, поклонился еще раз, выпрямился и, выверено печатая шаг, прошел на помост. Другой офицер сделал то же самое, но покидая кафедру.
Вдалеке, в каверне мостика, ударил огромный колокол. Когда звон стих, Перевертыш вставил жезл в разъем на кафедре и совершил ритуальный удар по медному корпусу.
— Вахта на командном ярусе принята при третьем ударе часов. Все ладно в объятиях великих звезд.
— Что за цирк! — пророкотал коммодор. Он закашлялся, а затем указал на Перевертыша. — Поприветствуй «Защитника истины» и выясни, почему они копались так долго. Вся группа должна была передать мне статус готовности к переходу еще шесть ударов колокола назад. Впрочем, я знаю ответ. Хеликала стоило сбросить в днище еще до того, как он усадил свой зад на командный трон, и он, вероятно, до сих пор пыжится, пытаясь сформировать хоть подобие мысли. Но… — коммодор улыбнулся, сверкнув инкрустацией серебряных орлов на зубах, — мы должны придерживаться правил хорошего тона, верно, мистер Кордат?
— Так точно, коммодор, — произнес Перевертыш, придавая словам исполнительный тон человека, который действительно хочет дослужиться до звания выше лейтенанта, как это сделал бы Кордат.
Губы коммодора дернулись от раздражения:
— Хм-м…
Коммодор прищурился. Ему не нравилось лицо, которое носил Кордат. Этой неприязни следовало ожидать, и она означала только то, что маскарад Перевертыша удался в совершенстве. Коммодор открыл рот, чтобы добавить что-то еще, но не успел. Из дальнего конца командной платформы донеслись голоса. Перевертыш повернулся и увидел группу людей, наполовину волочивших, наполовину несших худую фигуру в зеленой мантии.
Перевертыш шагнул им навстречу, высокомерие сквозило в каждом его движении.
— Стойте и назовите цель прибытия, прежде чем идти дальше, — сказал он.
Коммодор у него за спиной фыркнул, но промолчал.