И продолжала читать уже спокойней, пока не дошла до слов: «…что ваш истец требует с упомянутого Джеймса Бернарда Крума, ввиду совершенного им вышеупомянутого прелюбодеяния, возмещения убытков в размере двух тысяч фунтов».
«Тони! Да у него нет и двух тысяч шиллингов! Скотина! Мстительное животное!» То, что Корвен внезапно свел все к денежному вознаграждению, не только глубоко оскорбило ее, но даже повергло в панику. Тони не должен, не может быть разорен из-за нее! Необходимо с ним увидеться! Послали они ему (конечно, послали!) такую же бумажку?
Она дочитала заявление, глубоко затянулась и встала.
Подойдя к телефону, она соединилась с междугородной станцией и назвала номер телефона гостиницы Крума.
— Могу я поговорить с мистером Крумом?.. Уехал в Лондон? На своей машине?.. Когда?
Час тому назад! Значит, он поехал к ней!
Немного успокоившись, она торопливо стала соображать. На кондафордский поезд теперь уже не поспеть. Ока позвонила домой.
— Динни? Это говорит Клер. Я никак не могу приехать сегодня вечером, приеду завтра утром… Нет! Здорова. Просто кое-какие неприятности. До свидания!
«Кое-какие неприятности!» Она опять села и еще раз прочла с начала до конца «эту гадость». Кажется, они знают решительно все, кроме правды. И ведь ни она, ни Тони даже не подозревали, что за ними следят. Например, этот человек в роговых очках, как видно, ее знает, но она-то его никогда раньше не видела.
Клер пошла в ванную и умылась холодной водой. Мельник с реки Ди… Ну, теперь эта роль стала очень трудной.
«Он, наверно, ничего не ел», — подумала она.
Она накрыла стол в нижней комнате, подала все, что у нее нашлось, сварила кофе, села, закурила и стала ждать. Перед ней возник Кондафорд и лица родных, а также лицо тети Эм и Джека Маскема; но всех заслонило лицо ее мужа с его неуловимой, упрямой, кошачьей усмешкой. Неужели она так и покорится? Неужели даст ему восторжествовать над ней без борьбы? Клер пожалела, что не послушалась совета отца и сэра Лоренса и тоже не напустила на него сыщика. Теперь уже поздно, — пока дело не закончится, он не станет рисковать.
Она все еще сидела, размышляя, у электрической печки, когда у подъезда остановилась машина и зазвонил колокольчик.
Крум был бледен и, казалось, продрог. Он остановился на пороге, словно не уверенный, как его примут. Клер схватила его за обе руки.
— Тони, как хорошо, что вы приехали!
— Милая!
— Вы совсем замерзли! Выпейте бренди. Пока он пил, она сказала:
— Не стоит говорить о том, что мы должны были делать, а только о том, что мы можем сделать.
Он застонал.
— Они, наверно, считают нас ужасными дураками! Я никогда и не воображал…
— И я тоже. Но почему нам нельзя было делать то, что мы делали? Против невиновности законов нет.
Он сел и закрыл лицо руками.
— Бог свидетель, я только того и хочу, чтобы вы освободились от мужа; но зачем я подверг вас риску? Другое дело, если бы ваше чувство ко мне было таким же, как мое к вам.
Клер посмотрела на него с легкой улыбкой.
— Послушайте, Тони, будьте взрослым! Говорить о наших чувствах нет смысла. И, пожалуйста, без глупостей насчет того, что виноваты вы. Вся суть в том; что мы оба невиновны. Как же нам теперь быть?
— Я, конечно, сделаю все, что вы захотите.
— Мне кажется, — задумчиво начала Клер, — что придется поступить так, как потребуют мои родители.
— Боже! — воскликнул Крум, вскакивая. — Ведь если мы будем защищаться и выиграем, вы останетесь связанной с ним.
— А если мы не будем защищаться и выиграем, — пробормотала Клер, — вы останетесь без гроша.
— К черту все это! На худой конец останусь нищим.
— А ваше место?
— Я не понимаю… Какое отношение?..
— Я встретила на днях Джека Маскема. Он на меня произвел впечатление человека, который не захочет держать у себя на службе соответчика, не поставившего истца в известность о своих намерениях. Как видите, я уже усвоила этот жаргон.
— Если бы мы действительно были любовниками, я бы, конечно, своих намерений не скрывал.
— Правда?
— Разумеется.
— Даже если бы я сказала «не надо»?
— Вы бы не сказали.
— Не знаю.
— Ну, сейчас вопрос не в этом.
— Да, но если мы не будем защищаться, вы почувствуете себя негодяем!
— Боже, как все это сложно!
— Сядем и поедим. Есть только ветчина, но когда человек падает духом, нет ничего лучше ветчины.