Хотя Динни обычно вела в Кондафорде весьма деятельную жизнь, иногда она чувствовала себя, словно человек, который проснулся глубокой ночью, когда сама тишина рождает в нем тревогу. А если случались такие события, как история с Хьюбертом три года назад, ее собственная драма два года назад, а теперь — эта история с Клер, — ей хотелось быть поближе к подлинной жизни.
Доставив сестру на Мьюз, она поехала дальше и явилась на Маунт-стрит к ужину.
Там оказались Майкл и Флер, и разговор все время вращался вокруг литературы и политики. Майкл находил, что газеты слишком рано начали расхваливать правительство, — так, пожалуй, оно может и задремать. Сэр Лоренс выразил радость, услыхав, что оно еще не задремало.
Внезапно леди Монт спросила:
— Скажи, Динни, а как малыш?
— Спасибо, тетя. Чудесно! Он уже ходит.
— Я высчитала, что он двадцать четвертый Черрел в Кондафорде, а раньше они были французами. Джин собирается иметь еще?
— Держу пари, что да, — сказала Флер. — Она самой природой создана для материнства.
— У ее детей не будет ни гроша.
— Ну, она-то уж как-нибудь устроит их будущее.
— Странное слово «устроит», — сказала леди Монт.
— Скажи, Динни, а как Клер?
— Очень хорошо.
— Есть новости? — И Флер прямо-таки впилась глазами в Динни, словно желая прочесть ее мысли.
— Да, но…
Голос Майкла прервал наступившее молчание:
— У Дорнфорда очень интересная идея, отец: он считает…
Однако интересная идея Дорнфорда до Динни не дошла, так как она размышляла о том, можно ли довериться Флер. Она отлично знала, что редко кто способен так быстро ориентироваться в событиях светской жизни и судить о них с более здравым цинизмом, чем Флер. Кроме того, она умеет хранить тайны. Но тайна эта принадлежит Клер, и Динни решила сначала поговорить с сэром Лоренсом.
Ей это удалось только поздно вечером. Он встретил ее рассказ характерным для него движением бровей.
— Целую ночь в автомобиле? Ну, это, пожалуй, уж слишком. Я завтра буду в юридической конторе в десять утра, — там теперь работает двоюродный брат Флер, «юный» Роджер Форсайт, и поговорю с ним, — он скорее добьется в суде успеха, чем эти седовласые юристы. Ты пойдешь со мной, и мы подтвердим, что вполне верим Клер.
— Я никогда не бывала в Сити,
— Странное место: словно там сошлись два полюса. Романтика и учетный процент. Приготовься к легкому шоку.
— Как ты думаешь, следует им защищаться? Живые глаза сэра Лоренса остановились на ее лице.
— Если ты хочешь знать мое мнение, то я считаю, что им не поверят, но мы можем повлиять хотя бы на часть присяжных.
— Ты-то им веришь?
— В данном случае я полагаюсь на тебя, Динни. Тебя Клер обманывать не станет.
Вспомнив лица сестры и Тони Крума, Динни вдруг почувствовала неудержимое волнение.
— Да, они говорят правду, и у них вид людей, говорящих правду. Не верить им было бы гадко!
— Такой гадости в нашем гадком мире не оберешься. У тебя усталый вид, детка, ложись-ка лучше спать.
И в этой спальне, где она провела столько ночей, когда переживала собственную драму, Динни в полусне снова увидела тот же странный кошмар: Уилфрид был рядом, но она не могла до него дотянуться, а в ее усталой голове звучали, как припев, слова: «Еще одну реку, еще одну реку надо переплыть…»
На другой день в четыре часа все семейство явилось в контору «Кингсон, Кэткот и Форсайт», помещавшуюся в тихом желтом флигеле на задворках Олд-Джюри.
Динни услышала, как дядя Лоренс спросил:
— Мистер Форсайт, а где старик Грэдман? Все еще у вас?