— По-видимому.
— Но я полагаю, мистер Крум, что ваше положение на самом деле было вовсе не таким скверным и что, невзирая на французскую пословицу, ответчица хотела, чтобы вы ее преследовали своей любовью.
— Она не хотела.
— И вы это утверждаете, несмотря на случай в каюте, несмотря на то, что вы красили стены ее квартиры, что она пригласила вас пить чай и вы провели с ней почти полчаса около двенадцати часов ночи в ее весьма удобных комнатах, несмотря на ее предложение провести с ней ночь в автомобиле и ехать потом завтракать к ней на квартиру?.. Бросьте, мистер Крум! Не заходят ли ваши рыцарские чувства слишком далеко? Не забывайте, что вам предстоит убедить мужчин и женщин, знающих жизнь.
— Могу только сказать, что, если бы ее чувства ко мне были такими же, как мои, мы бы сразу уехали вместе. Во всем следует винить одного меня. Она же была добра ко мне только из жалости.
— Если вы оба говорите правду, то ответчица, прошу прощения, милорд, подвергла вас в автомобиле всем мукам ада, — не так ли? Какая же это жалость?
— Тому, кто не любит, едва ли понятны переживания того, кто любит.
— Вы человек холодный?
— Нет.
— А она да?
— Как может соответчик это знать, мистер Броу?
— Милорд, я уточняю: как вам кажется?
— Не думаю.
— И все-таки вы хотите, чтобы мы поверили, будто она от доброты сердечной положила голову вам на плечо и так провела с вами ночь? Ну и ну! Вы говорите, что, будь ваши чувства одинаковы, вы сейчас же уехали бы вместе? А на что бы вы уехали? У вас были деньги?
— Двести фунтов.
— А у нее?
— Двести фунтов в год, помимо ее жалованья,
— Бежали бы и питались бы воздухом? Да?
— Я нашел бы себе место.
— Но ведь у вас есть место?
— Возможно, поискал бы другое.
— Вероятно, вы оба почувствовали, что бежать вместе при таких условиях — безумие?
— Я этого никогда не чувствовал.
— Почему вы решили опротестовать иск? — Я очень жалею об этом.
— Тогда зачем же вы это сделали?
— Она и ее родные считали, что, раз мы ни в чем не виноваты, мы должны защищаться.
— Но вы относились к этому иначе?
— Я не надеялся на то, что нам поверят, и потом мне хотелось, чтобы она получила свободу.
— О ее чести вы не подумали?
— Конечно, подумал. Но мне казалось, что оставаться связанной — слишком дорогая цена.
— По вашим словам, вы сомневались в том, что вам поверят? Слишком неправдоподобная история, да?
— Нет. Но чем больше правды говорит человек, тем меньше надежды, что ему поверят.
Динни увидела, что судья повернулся к Круму и посмотрел на него.
— Вы говорите вообще?
— Нет, милорд, я имею в виду суд.
Судья опять отвернулся и принялся рассматривать невидимое над головой Динни.
— Я спрашиваю себя, не должен ли я привлечь вас к ответственности за оскорбление суда?
— Простите, милорд. Я имею в виду только одно: что бы человек ни говорил, его слова всегда обратятся против него.
— Вы говорите так по неопытности. На сей раз я вас прощаю, но больше не позволяйте себе таких заявлений. Можете продолжать, мистер Броу.
— Вас побудил к защите, конечно, не вопрос о возмещении убытков?
— Нет.
— Вы сказали, что не имеете никаких личных средств. Это правда?
— Разумеется.
— Тогда как же вы говорите, что деньги тут ни при чем?
— Я был настолько озабочен другими обстоятельствами, что разорение казалось мне несущественным.
— Вы сказали при допросе, что не знали о существовании леди Корвен до знакомства с ней на пароходе. Известно вам такое место на Цейлоне, которое называется Нуваралия?
— Нет.
— Что?
Динни увидела, как из складок и морщин на лице судьи выползла слабая улыбка.
— Поставьте вопрос иначе, мистер Броу. Мы обычно произносим Нувара-Элия.
— Нувара-Элию я знаю, милорд.
— Вы были там в июне истекшего года?
— Да.
— А леди Корвен была там?
— Может быть.
— Разве она остановилась не в той же гостинице, что и вы?
— Нет. Я жил не в гостинице, а у приятеля.
— И вы не встречали ее ни во время игры в гольф или теннис, ни на прогулках верхом?
— Нет, не встречал.
— А еще где-нибудь?
— Нет.
— Город ведь не очень велик?
— Не очень.
— А она, по-видимому, особа заметная?
— Я лично в этом уверен.
— Итак, до парохода вы с ней не встречались?