Клуб назывался «Полиглот», и в холле он встретился с Майклом. Волосы его бывшего коллеги по издательскому делу были встрепаны, уши торчали. Майкл сразу же заговорил с ним:
— Грайс, как вы намерены поступить с этой скотиной Колтемом?
Компсон Грайс ласково улыбнулся:
— Не волнуйтесь! Я показал статью Дезерту, и он попросил меня ее обезвредить, с полной откровенностью признав ее правоту.
— Господи Иисусе!
— Как? Разве вы не знали, что это правда?
— Знал, но…
У Компсона Грайса отлегло от сердца: его все-таки мучило сомнение, говорит ли Уилфрид правду. Кто решится напечатать поэму, в которой рассказана подобная история о себе самом, кто захочет, чтобы о ней узнали? Но теперь он спокоен: Монт открыл Дезерта и был его лучшим другом.
— Вот я и написал в газету все, что полагалось.
— Вас просил об этом Уилфрид?
— Да.
— Печатать такую поэму было чистым безумием…
«Кого боги…» — Тут он заметил, с каким выражением слушает его Компсон Грайс. — Ну да, — сказал Майкл с горечью, — вы-то, небось, радуетесь, что сорвали солидный куш!
— Еще неизвестно, выиграем мы от этого или проиграем, — холодно произнес Компсон Грайс.
— Чушь! Все теперь кинутся ее читать, черт бы их побрал! Вы сегодня видели Уилфрида?
— Он со мной обедал.
— Как он выглядит?
Компсону Грайсу очень хотелось сказать: «Как ангел смерти», — но он не решился.
— Да ничего, спокоен.
— Черта с два, спокоен! Послушайте, Грайс! Если вы не поддержите его в этой истории или бросите на произвол судьбы, я в жизни больше не подам вам руки!
— Дорогой мой, за кого вы меня принимаете? — с видом оскорбленного достоинства спросил Компсон Грайс. И, одернув жилет, проследовал к карточному столу.
Майкл пробурчал: «Жаба!» — и поспешно отправился на Корк-стрит. «А захочет ли он меня видеть?» — раздумывал он на ходу.
Но, дойдя до угла, он дрогнул и свернул на Маунтстрит. Ему сказали, что родителей нет дома, но мисс Динни утром приехала из Кондафорда.
— Вот и хорошо. Не беспокойтесь, Блор, я сам ее найду.
Он поднялся наверх и тихонько приоткрыл дверь в гостиную. В нише под клеткой с попугаем сидела Динни; она сидела прямо, не двигаясь, устремив глаза в пространство, сложив на коленях руки, как пай-девочка. Майкла она заметила, только когда он дотронулся до ее плеча.
— О чем задумалась?
— Майкл, помоги мне не стать убийцей.
— А-а… Он действительно подлая дрянь. Твои читали «Момент»?
Динни кивнула.
— Как они к этому отнеслись?
— Молча поджали губы.
— Бедняжка! И поэтому ты приехала?
— Да, мы идем с Уилфридом в театр.
— Передай ему самый нежный привет и скажи, что если он захочет меня видеть, я сейчас же прибегу. Да, и постарайся ему внушить, что мы восхищены тем, что он бросил эту бомбу.
Динни подняла глаза, и сердце у него сжалось,
— Его толкнула на это не только гордость, понимаешь? Его что-то точит, и я очень боюсь. В глубине души он не уверен, что отрекся не из самой обыкновенной трусости. Он все время об этом думает, я знаю. Ему кажется, будто он должен доказать — и не только другим, а больше самому себе, — что он не трус. Ну, я-то знаю, что он не трус, но пока он не доказал этого и себе и остальным, он способен на все.
Майкл молча кивнул. За последнее время он видел Уилфрида только один раз, но вынес от этой встречи такое же впечатление.
— Ты знаешь, что он попросил своего издателя публично подтвердить эту историю?
— Да? — растерянно произнесла Динни. — Что же теперь будет?
Майкл пожал плечами,
— Майкл, неужели никто не поймет, в каком он был тогда состоянии?
— Людей с воображением не так уж много. Да и мне трудно понять это до конца. А тебе?
— Легко, потому что это Уилфрид.
Майкл крепко сжал ее руку.
— Я очень рад, что ты смогла влюбиться по-хорошему, по уши, по старинке, а не так, как эти нынешние — из «физиологической потребности».
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Динни переодевалась к ужину. К ней постучалась тетка.
— Лоренс прочел мне статью, Динни. Интересно!
— Что интересного, тетя Эм?
— Я знала одного Колтема, но он умер.
— Этот, наверно, тоже умрет.
— Где ты покупаешь корсеты, Динни? Они такие удобные.
— У Хэрриджа.
— Дядя говорит, что ему надо выйти из членов клуба.
— Уилфриду наплевать на клуб, да он и был там всего раз десять. Но не думаю, чтобы он захотел теперь из него выйти.