Он вышел. Я гадал, что в Зэхери Пирсе могло привлечь такого вот юнца? Какой-нибудь сынок, один из двенадцати детей сельского пастора, не иначе, горит желанием застрелить нескольких негров, вечно ребячливый и простодушный.
Вернулся он с целой грудой бутылок.
— Что вы будете пить? Капитан выйдет через минуту. А мне надо наверх. Дел по горло.
Минут через пять Зэхери Пирс действительно вышел. Он даже не протянул нам руки, за что я проникся к нему уважением. Лицо у него было утомленное и еще более вызывающее, чем обычно.
— Слушаю вас, господа, — сказал он.
— Мы пришли спросить вас, как вы намерены дальше поступить? — сказал Дэн.
— Не понимаю, — ответил Пирс, — какое вам до этого дело?
Маленькие глазки Дэна сделались совсем злыми, как у кабана.
— Вы получили от меня пятьсот фунтов, — произнес он. — Как вы думаете, почему я их дал вам?
Зэхери хрустнул пальцами.
— Это меня не интересует, — сказал он. — Я отплываю в среду. Ваши деньги в сохранности.
— Знаете, что я думаю о вас? — сказал Дэн.
— Нет, и знать не хочу! — Потом он улыбнулся со свойственной ему удивительной способностью вдруг преображаться. — А впрочем, как вам будет угодно.
Дэн вконец помрачнел.
— Ответьте мне честно, — проговорил он, — какие у вас намерения по отношению к ней?
Зэхери глянул на него из-под насупленных бровей.
— Никаких.
— И у вас хватит низости отрицать, что вы сделали ее своей женой?
Зэхери спокойно посмотрел на него.
— Нет, отнюдь нет, — ответил он.
— Ради всего святого, зачем вы это сделали?
— А что, вы думаете, только у вас есть право стать ее мужем, мистер Треффри?
— Так поступить с совсем еще девочкой! Где ваше мужское великодушие? Красться потихоньку ночью и для чего? О, господи! Неужели вы не понимаете, что поступили по-скотски?
Зэхери весь потемнел и сжал кулаки. Но он как будто сумел подавить в себе гнев.
— А вы бы хотели, чтоб я оставил ее вам? — усмехнулся он. — Я обещал ей, что возьму ее с собой туда, и мы бы потихоньку уехали в среду, если б не явились вы с вашей проклятой собакой и не вынюхали все. А теперь все провалилось! Нет смысла брать ее с собой. Я вернусь к ней богатым человеком или вообще не вернусь.
— А до тех пор? — вмешался я.
Он с видимым облегчением повернулся ко мне.
— Я бы взял ее, чтобы избежать шума, непременно бы взял, вина не моя, что все открылось. Дело у меня рискованное. Если б она была со мной, это могло бы погубить все предприятие; я бы все время нервничал. И для нее небезопасно.
— Ну, а в каком же положении будет она, пока вас нет? — спросил я. — Вы уверены, что она стала бы вашей женой, если бы знала, что вы собираетесь ее вот так оставить? Вам бы следовало отказаться от вашего предприятия. Вы овладели ею. Ее жизнь в ваших руках: ведь она еще дитя!
По его лицу пробежала дрожь; было видно, что он страдает.
— Откажитесь! — настаивал я,
— Но в нем все мое достояние, — со вздохом отвечал он. — От этого зависит будущее.
Он с сомнением и мольбой взглянул на меня, словно впервые вынужден был думать о последствиях, что так несвойственно его характеру. Я решил было, что он готов уступить. Вдруг, к моему ужасу, Дэн буркнул:
— Будьте мужчиной!
Пирс повернул к нему голову.
— В ваших советах я во всяком случае не нуждаюсь, — отрезал он. — Я не позволю мне указывать.
— До последнего вашего дня, — произнес Дэн, — будете вы передо мной в ответе за то, что так обошлись с ней.
Зэхери улыбнулся.
— Видите эту муху? — спросил он. — Так вот, до вас мне такое же дело, как до нее. — И он смахнул муху со своих белых брюк. — Всего наилучшего!
Благородные моряки, составлявшие экипаж нашей лодки, налегли на весла, но не успели они отвалить от борта, как проливной дождь обрушился на тендер, и его как не бывало; в памяти у меня остался лишь помощник капитана, который, перегнувшись через борт и обратив к нам свое загорелое молодое лицо, махал фуражкой, улыбающийся, полный энергии и дружеских чувств.
…До берега мы добрались насквозь промокшие, недовольные собой и друг другом; я угрюмо поехал домой.
Когда я проезжал мимо сада, расшатанная бурей яблоня с грохотом повалилась на землю.
Я твердо решил собрать вещи и уехать отсюда. Однако есть во всем этом что-то странное, какая-то непреоборимая прелесть. Для вас, не знающего этих людей, это может показаться лишь чем-то жалким и глупым. Но в жизни нас манит к себе не только хорошее, ясное и полезное, но и странное, непостижимое, таинственное — к худу ли это, иль к добру.