Когда я подъехал к ферме, снова выглянуло солнце; желтая тростниковая крыша просвечивала сквозь деревья — можно было подумать, что под ней таятся радость и добрые вести. Дверь мне открыл сам Джон Форд.
Он начал с извинений, и от этого я еще более почувствовал себя незваным гостем; потом он сказал:
— Я пока не говорил с моей внучкой — ждал Дэна Треффри.
Он был суров и печален, как человек, которого гнетет горе. Очевидно, он не спал всю ночь; одежда его была в беспорядке, я думаю, он вообще не раздевался. Он не такой человек, какого можно пожалеть. У меня было чувство, что я поступил бесцеремонно, став свидетелем всей этой истории. Когда я рассказал ему, где мы были, он проговорил:
— Вы очень добры, что беспокоились. Да иначе вы и не могли бы поступить! Но теперь, когда все кончено…
И он сделал жест, полный отчаяния. Казалось, гордость в нем борется с невыносимой болью. Немного погодя он спросил:
— Вы говорите, что видели его? Он во всем признался? Дал объяснения?
Я постарался растолковать ему позицию Пирса. Перед этим стариком с его непреклонностью и суровым понятием о долге я чувствовал себя так, словно держу сторону Зэхери и обязан добиться справедливости.
— Как же это понять? — сказал он наконец. — Он овладел ею, вы говорите, чтобы не потерять ее; и теперь через две недели покидает?
— Он говорит, что хотел взять ее с собой…
— И вы этому верите?
Я не успел ответить, потому что увидел в дверях Пейшнс. Сколько она там простояла, не знаю.
— Это правда, что он собирается уехать без меня?! — воскликнула она.
Я мог лишь кивнуть головой.
— Вы от него это сами слышали?
— Да.
Она топнула ногой.
— Но он же обещал! Обещал!
Джон Форд приблизился к ней.
— Не прикасайся ко мне, дед! Я ненавижу вас всех! Пусть делает, что хочет, мне все равно.
Лицо Джона Форда посерело.
— Пейшнс, — сказал он, — неужели тебе так хочется уехать от меня?
Она поглядела на нас в упор и резко ответила:
— К чему все объяснения? Они только причинят тебе боль, хочу я этого или нет.
— Что ты надеялась найти там, в дальних краях? Она засмеялась.
— Найти? Не знаю… ничего; по крайней мере никто не стал бы меня угнетать. А теперь ты, наверное, запрешь меня, потому что ведь я слабая девушка, не то, что вы — сильные _мужчины_.
— Замолчи! — сказал Джон Форд. — Я заставлю его взять тебя.
— Не смей! — закричала она. — Я тебе не позволю. Он волен делать, что хочет. Он свободен — слышите вы все? Свободен!
Она проскользнула в дверь и исчезла.
Джон Форд покачнулся, как будто земля ушла у него из-под ног. Я оставил его. Потом пошел на кухню, где за столом сидел Хопгуд и ел хлеб с сыром. Увидев меня, он встал и очень сердечно предложил мне холодный бекон и кружку эля.
— Я так и думал, сэр, что вы придете, — сказал он, продолжая жевать. Сегодня в доме никто не заботится о еде. Старуха возится с мисс Пэшьенс. Молодые девицы стали больно уж решительные. — Он утер рукавом свой широкий, жесткий рот и набил трубку. — Особливо, когда это у них в крови. Сквайр Рик Войси был джентльмен, да и миссис Войси, что ж, настоящая леди, только… добавил он, перекладывая трубку из одного угла рта в другой, — только страсть какая сварливая.
Сердце у Хопгуда доброе и, я уверен, настолько же нежное, насколько он сам кажется суровым, однако не тот он человек, с которым захочешь обсуждать подобные дела. Я поднялся к себе и начал укладывать вещи, но вскоре бросил, взялся за книгу и в конце концов уснул.
Проснувшись, я поглядел на часы; было пять. Я проспал четыре часа. Одинокий луч солнца пронизывал комнату от одного окна до другого; было слышно, как молоко мерно плещет о стенки ведра; потом вдруг раздался какой-то тревожный шорох и тяжелые шаги.
Я распахнул дверь. Хопгуд и один из дозорных береговой охраны медленно несли вверх по лестнице Пейшнс. Она неподвижно лежала у них на руках, лицо ее было белее платья, на лбу ссадина и несколько капель запекшейся крови. Руки ее были сведены судорогой, она медленно сжимала и разжимала пальцы. Когда мужчины, поднявшись наверх, свернули, она разомкнула губы и с трудом произнесла:
— Так хорошо, не опускайте меня. Я могу потерпеть.
Когда они проходили мимо, она, едва улыбаясь глазами, сказала мне что-то, чего я не мог разобрать; дверь закрылась, и опять послышался снизу взволнованный шепот. Я ждал, когда мужчины выйдут, и остановил Хопгуда. Он вытирал со лба пот.