Мор. Сэр Джон, мы, великие державы, должны изменить свою политику в отношении слабых наций. Даже собаки могут служить нам примером, — посмотрите, как ведет себя большая собака с маленькой.
Mендип. Нет, нет, все это не так просто.
Mор. Я не вижу причин, Мендип, почему бы благородству не стать основой отношений между нациями — хотя бы в такой степени, как у собак!
Мендип. Мой дорогой друг, неужели ты хочешь сделаться жалким отщепенцем, борцом за безнадежное дело?
Мор. Это — дело не безнадежное.
Mендип. Правое оно или неправое, но это — самое безнадежное дело на свете. Никогда еще слово «патриотизм» не возбуждало толпу так, как сейчас. Берегись толпы, Стивен, берегись толпы!
Mор. И только потому, что господствующее настроение идет вразрез с моими взглядами, я, политический деятель, должен отказаться от своих убеждений?! Дело не в том, прав я или не прав, Мендип, а в том, что вы все заставляете меня трусливо отмежеваться от своих взглядов только потому, что они не популярны.
Настоятель. Боюсь, мне пора идти. (К Кэтрин.) Спокойной ночи, моя дорогая! А! Хьюберт! (Здоровается с Хьюбертом.) Мистер Мендип, нам по пути. Хотите, я подвезу вас?
Мендип. Благодарю вас. Доброй ночи, миссис Мор. Остановите его! Он себя губит. (Выходит вместе с настоятелем.)
Кэтрин берет Элен под руку и уводит ее из комнаты. Хьюберт остается стоять у двери.
Сэр Джон. Я знал, что по многим вопросам ты придерживаешься весьма крайних взглядов, Стивен, но я никогда не думал, что муж моей дочери окажется пораженцем, готовым отстаивать мир любой ценой.
Мор. Я вовсе не таков! Но уж если драться, то я предпочитаю драться с кем-нибудь, кто не слабее и не меньше меня!
Сэр Джон. Ну что ж! Мне остается молить бога, чтобы ты очнулся от своего безумия, прежде чем выступишь с этой речью. Мне пора к себе, в военное министерство. До свидания, Хьюберт.
Хьюберт. До свидания, отец.
Сэр Джон выходит.
(Стоит неподвижно, явно удрученный.) У нас уже получен приказ.
Мор. Что ты говоришь?! Когда же вы отплываете?
Хьюберт. Немедленно.
Мор. Бедная Элен!
Хьюберт. Еще и года не прошло, как мы поженились. Не повезло нам!
Мор сочувственно притрагивается к его плечу.
Ну что ж! Придется спрятать свои чувства в карман. Послушай, Стивен, не выступай с этой речью! Подумай о Кэтрин, ведь ее отец в военном министерстве, а я ухожу на войну, а Ральф и старина Джордж уже там! Ты войдешь в раж и наговоришь бог знает чего!
Mор. Я обязан выступить, Хьюберт.
Хьюберт. Нет, нет! Придержи свои страсти хоть на сегодняшний вечер! Ведь через несколько часов все начнется.
Мор отворачивается от него.
Если тебе наплевать на то, что ты губишь собственную карьеру, то по крайней мере не заставляй Кэтрин разрываться надвое!
Мор. Но ты же не увиливаешь от своего долга ради своей жены.
Хьюберт. Ну вот что я тебе скажу! Ты, я вижу, готов мчаться напролом, не разбирая пути, и потому разобьешься. Там затевается не какой-нибудь пикник! Нам могут всыпать по первое число. Вот увидишь, какие тут страсти разгорятся, когда там, в горах, перережут два-три наших отряда. Это ужасная страна. У горцев современное оружие, и они дерутся, как черти! Брось это дело, слышишь, Стивен!
Мор. Надо же иногда чем-то рисковать, Хьюберт, даже в моей профессии!
Входит Кэтрин.
Хьюберт. Но это безнадежно, старина, абсолютно безнадежно.
Мор отворачивается к окну. Хьюберт повернулся к сестре, потом, сделав жест в сторону Мора, как бы предоставляя дальнейшее ей, выходит.
Кэтрин. Стивен! Неужели ты действительно хочешь выступить с этой речью?
Он кивает.
Я прошу тебя не делать этого.
Мор. Ты ведь знаешь мои убеждения.
Кэтрин. Но ведь это наша родина. Мы не можем отделять себя от нее. Ты ничего не остановишь, только вызовешь к себе всеобщую ненависть. Мне этого не перенести.
Mор. Я уже говорил тебе, Кэт, кто-то должен возвысить голос. Две или три военные неудачи — а они, несомненно, будут — и вся страна придет в ярость и обезумеет. И еще один маленький народ перестанет существовать.
Кэтрин. Если ты веришь в свою страну, ты должен верить: чем больше у нее владений, чем больше могущества, тем лучше это будет для всех.