Все хватают пальто, шляпы, накидки, между тем как женщина с ребенком безуспешно пытается справиться со своими двумя узлами. Наконец она в отчаянии сжимает руки и кричит: «Herr lesul Hilfe!» [9]
Услышав этот неожиданный возглас, бегущие оглядываются.
Американец. Что это? Зовут на помощь? (Продолжает бежать.)
Маленький человек оборачивается, бежит назад, хватает ребенка и один из узлов.
Маленький человек. Скорее, милая, скорее!
Женщина хватает второй узел, бежит за ним. Официант появляется в дверях с бутылкой пива и, утомленно улыбаясь, смотрит им вслед.
З а н а в е с
КАРТИНА ВТОРАЯ
Купе второго класса в движущемся поезде. Друг против друга сидят англичанин c женой, она — лицом к движению, он — спиной. Им удается до некоторой степени отгородиться от остальных пассажиров газетами. Рядом с англичанкой сидит немец, напротив немца — американец; рядом с американцем, у окна — юный датчанин; противоположное место у окна занято чемоданом немца. Тишина нарушается только стуком колес да шуршанием газет.
Американец (поворачиваясь к юному датчанину). Хорошо бы закрыть окно. Что-то прохладно после нашей пробежки. А славно нас погоняли!
Юный датчанин смеется и закрывает окно. Англичане наблюдают за этой операцией с некоторым раздражением. Немец открывает чемодан, который лежит на сиденье возле окна, и берет книгу.
Американец. Немцы — большие любители чтения. Хорошая привычка, развивает. Я сам готов читать что угодно!
Немец держит книгу так, что видно заглавие.
Американец. «Дон-Кихот». Превосходная книга! Мы, американцы, очень ценим старину Кихота. Немного чудит, конечно, но мы себе не позволяем смеяться над ним.
Немец. Он мертв. Мертв, как дохлая овца. И слава богу.
Американец. У нас в Америке уважают рыцарские традиции.
Немец. Рыцарство — ничто. Сентименталиш. В нашу эпоху это балласт. Человек пробиваться должен, быть сильный должен.
Американец. Вы это просто так говорите. Я думаю, у вашего народа рыцарство выражается в самоотверженном отношении к государству. У нас предоставляется больше простора личности. Мы считаем, что уступать слабым и беззащитным — благородно. Это нас возвышает в собственных глазах.
В коридоре вагона возникает фигура Маленького человека с младенцем и узлом в руках. Он робко заглядывает в открытую дверь купе. Англичане досадливо отгораживаются от него газетами, даже не взглянув в его сторону. Юный датчанин смеется.
Немец. Ach, so! [10]
Американец. Вот так так!
Маленький человек. Мне бы сесть. Я никак не найду места.
Американец. А вы идите сюда. Здесь как раз одно место свободное.
Маленький человек (оставляет узел в коридоре и входит с ребенком). Можно?
Американец. Входите, входите!
Немец неохотно снимает свой чемодан. Маленький человек входит и осторожно присаживается.
Американец. А где мать?
Маленький человек (печально). Боюсь, что не успела сесть.
Юный датчанин смеется. Англичане незаметно для себя высовываются из-за своих газет.
Американец. Ого! Семейное происшествие, можно сказать.
Англичанин неожиданно издает громогласное: «Ха! Ха!» — и снова прячется за газету, которая чуть трясется у него в руках. Газета напротив него тоже начинает дрожать, и из-за нее раздается повизгивание.
Hемец. А вы с узлом и ребенком этой женщины остались! Ха! (Короткий, сиплый смешок.)
Американец (серьезно). Смешно. Видно, провидению вздумалось сыграть с вами скверную шутку. Довольно некрасиво.
Младенец плачет. Маленький человек принимается качать его с выражением тихого отчаяния на лице и смотрит на всех поочередно, как бы извиняясь. Безудержное веселье охватывает каждого, на ком он останавливает свой печальный взгляд. Один американец сохраняет невозмутимую серьезность.
Американец. Я бы на вашем месте покинул поезд и возвратил ребенка по принадлежности. Что может быть страшнее разъяренной матери?
Маленький человек. Бедняжка, каково-то ей сейчас!
Вагон сотрясается от всеобщего смеха. Англичане на минуту даже опускают свои газеты, чтобы свободнее предаться веселью. Маленький человек печально улыбается.