Миссис Таллентс-Смолпис снова повернулась к Стивну.
— У нас есть специально обученные люди, которым поручается вести опрос. Вот преимущество обществ, подобных нашему, — нет неприятной необходимости в личном общении. Бывают такие истории, что можно просто… Работа у нас очень тонкая.
— А не бывает так, — спросил мистер Пэрси, — что вы принимаете какую-нибудь дрянь за что-то порядочное, или, вернее сказать, какая-нибудь дрянь принимает вас за дураков? Ха-ха-ха!
Глазки миссис Таллентс-Смолпис с удовольствием обежали фигуру мистера Пэрси.
— Это случается нечасто, — ответила она и подчеркнуто повернулась опять к Стивну. — А что, у вас есть на примете какая-нибудь девушка, мистер Даллисон, судьба которой вас интересует?
Стивн посоветовался с Сесилией с помощью одного из тех быстрых мужских взглядов, что могут быть почти незаметны; миссис Таллентс-Смолпис перехватила этот взгляд, не подняв глаз. Перехватить ответный взгляд Сесилии было не так просто, но миссис Таллентс-Смолпис поймала и его, и даже прежде, чем он попал по адресу. Чуть приподняв левую бровь и слегка сдвинув вправо нижнюю губу, Сесилия сказала этим: «Может, лучше подождать еще немного?» Миссис Таллентс-Смолпис каким-то чутьем поняла, что оба имеют в виду маленькую натурщицу. И вспомнила про любопытный эпизод в омнибусе, когда Хилари, этот интересный мужчина, вдруг так поспешно вышел.
Что миссис Таллентс-Смолпис может вознегодовать, этой опасности не было. Люди, среди которых она вращалась, не занимались теперь сплетнями и, более того, относились с симпатией к подобного рода делам. К тому же она была слишком добродушна, слишком! любила жизнь, чтобы мешать чьей бы то ни было любви к жизни. Но все-таки это было забавно…
— Да, я хотела вас спросить, — сказала она. — Как насчет той маленькой натурщицы?
— Это вы о той девице, которую я тогда видел? — вмешался мистер Пэрси, проявляя обычную свою догадливость.
Стивн одарил его тем взглядом, каким он обычно замораживал кровь в жилах свидетелей на суде.
«Этот тип просто невозможен», — подумал он.
Черные пчелки вылетели из-под пряди темных волос, причесанных в стиле раннего итальянского Возрождения, и спокойно собирали мед с лица Стивна.
— Мне она показалась очень подозрительной, — проговорила миссис Таллентс-Смолпис.
— Да, да, — пробормотал Стивн, — быть может, есть опасность…
И он сердито посмотрел на Сесилию.
Не прерывая беседы с мистером Пэрси и синьором Эгреджио, Сесилия чуть подняла левую бровь. Миссис Таллентс-Смолпис решила, что это значит: «Говори откровенно, но осторожно», — Стивн же истолковал этот сигнал по-другому: «Ну, что ты на меня, черт возьми, так смотришь?» Он справедливо счел себя задетым и потому сказал резко:
— Как бы вы отнеслись к подобному случаю? Лицо миссис Таллентс-Смолпис озарилось совершенно очаровательной улыбкой, и она спросила тихо:
— К какому случаю?
Глазки ее полетели к Тайми, которая, незаметно войдя в комнату, что-то шептала матери.
Сесилия встала.
— Вы ведь знакомы с моей дочерью? — сказала она гостям. — Ради бога, извините, я должна на одну минуту покинуть вас.
Она скользнула к двери и на ходу оглянулась. Это была одна из тех сцен, при которых отраднее всего не присутствовать.
Миссис Таллентс-Смолпис продолжала улыбаться. Стивн хмуро уставился на носки своих штиблет; мистер Пэрси не сводил восхищенного взгляда с Тайми, а Тайми, сидя очень прямо, спокойно разглядывала несчастного Эгреджио Поцци, который никак не мог решиться начать разговор.
Сесилия, выйдя из гостиной, секунду стояла тихо, чтобы успокоить нервы. Тайми сказала ей, что пришел Хилери, что он ждет в столовой и хочет поговорить именно с нею.
Как у большинства женщин ее круга и воспитания, такие качества, как сдержанность, деликатность и такт, проявлялись у Сесилии особенно ярко именно в подобных ситуациях. Не в пример Стивну, который сразу показал, что у него есть что-то на уме, она, здороваясь с Хилери, выказала ему радушие, дружелюбие и сердечность ровно в той дозе, какую сама давно установила как подобающую в отношении к деверю. Ее любовь к Хилери, если не вполне сестринская, была очень близка к тому. Словами она могла бы выразить ее так: «Между нами существует понимание — в той мере, какую допускают приличия и условности. Мы даже сочувствуем один другому, зная, с какими трудностями каждый из нас сталкивается, ты — женившись на моей сестре, а я — выйдя замуж за твоего брата. Самое худшее мы уже знаем. И мы охотно встречаемся, потому что между нами стоят преграды, и это почти пикантно».