Работа «Портреты сильных духом» написана популярнее, но слабее, чем «Почему Англия спала», и читается скорее как цикл журнальных статей. В основном она состоит из восьми эссе о политиках — членах Сената США в XIX и XX столетиях, пытавшихся решить те же проблемы, что и Кеннеди, впервые поставивший их для себя в книге «Почему Англия спала»: что следует делать государственному деятелю-демократу, если его партия и избиратели хотят того, что он считает неверным и даже опасным? Сенаторы считали: все, что они делают, — верно (или, по меньшей мере, верно то, что они думают), когда они следуют своим убеждениям, но история не всегда доказывала их правоту (протест Роберта А. Тафта против суда в Нюрнберге — не очень мудрый поступок). Многие из них заплатили в политике большую цену. И написать об этом книгу было великолепной идеей. К несчастью, ни Кеннеди, ни Соренсен (признанный «исследователь» и непризнанный соавтор) не обладали достаточно солидными познаниями в истории, чтобы копнуть глубже того, что лежало на поверхности, в результате чего книга немногим более отличалась от сборника анекдотов. Сегодня она, как и ее предшественница, ценна прежде всего своей автобиографичностью — и это пока ее единственное достоинство. В качестве документа о Джоне Ф. Кеннеди работа «Портреты сильных духом» не менее интересна.
В этом компилятивном труде авторство порой угадывается с трудом, что, впрочем, не относится к вступительной статье Кеннеди «Сила духа и политика»: она более личностна, чем «Почему Англия спала», написана с большей искренностью и открытостью. Насколько здесь обнаруживает себя рука Соренсена, настолько же — язык Кеннеди. Временами проскальзывает незамысловатый юмор его юношеских писем к своему другу Ле-Мойну Биллингсу: «Если бы мы мысленно сказали нашим избирателям, что мы ничего не делаем, они сочли бы нас некомпетентными и вызывающими неприязнь. Если бы мы что-то попытались предпринять и не выполнили — как обычно, встретив противодействие со стороны других сенаторов, имеющих свои интересы — они бы сказали, что мы не отличаемся от остальных политиков. Все, что мы можем сделать, — это поплакаться на плече своего сочувствующего коллеги или пойти домой и поругаться с женой»[42]. В этом аргументе обнаруживается многое. Прежде всего становится очевидным, что вступление к серии эссе, прославляющее политическую смелость, является, по сути, апологией искусства политического компромисса. Лучше иметь наполовину хороший или даже плохой счет, чем не иметь его вовсе, говорит автор по определенному поводу[43]. Герой этой главы — не один из непреклонных гигантов политики: не Джон Куинси Адамс, но Великий Соглашатель Генри Клэй. Здесь Кеннеди говорит с большой политической и личной убежденностью, имеющей глубокие корни. Это не было отражением книги «Почему Англия спала», так как могло бы выглядеть попыткой оправдать Болдуина и Чемберлена. В «Портретах» он мог свободно высказать свою точку зрения — о том, что давление, оказываемое на государственного деятеля-демократа, большей частью узаконено, и, кроме того, очень сильно; что нет смысла все время с ним бороться, так как тем самым можно лишь спровоцировать свою преждевременную отставку. Политика похожа на катание в шторм на лодке, когда собственное спасение можно считать лучшим результатом. С другой стороны, Кеннеди искренне уважал смелость и честность. Как ясно из второй главы, в которой авторство Кеннеди просматривается столь же четко, он был очарован Джоном Адамсом и Джоном Куинси Адамсом, тем более что во многих отношениях их можно рассматривать как предшественников Джозефа П. и Джона Ф. Кеннеди; как и английские либералы, они продемонстрировали образец, к которому должен стремиться сенатор. Но представить Кеннеди ловкачами было не легче, чем Брейнтри — твердыми пуританами. И Джек Кеннеди видел честность карьеры Адамса, искренне уважал в нем это, хваля перед читателями, но все же удивляясь ему; даже допуская то же в отношении себя, он не был в этом твердо уверен. И в то же время он был прав: было трудно поверить, что поддержка Адамсом эмбарго Джефферсона, стоившая ему места в Сенате, принесла какую-либо пользу Америке или Массачусетсу; тем не менее это способствовало дипломатической карьере Джона Куинси.
Это было еще одним выбором между львом и лисой, и если Кеннеди и не сделал его, то, по меньшей мере, обдумал это с точки зрения разумности и политической целесообразности. Что имелось в виду, возможно, лучше всего понятно из главы об Эдмонде Г. Россе и других сенаторах-республиканцах, чьи голоса спасли президента Эндрю Джонсона от импичмента в 1868 году. Кеннеди не сомневался, что импичмент был вредной и опасной интригой, направленной на подрыв Конституции; но он утверждал: Росс, Фессенден и другие были убеждены (или их убедили), что Джонсон на верном пути: «Я хочу, чтобы мои друзья и избиратели поняли, что я, а не они, могу судить о президентстве. Я, а не они поклялся быть беспристрастным в своем суждении. Я, а не они отвечаю перед богом и людьми за свои действия и их последствия»[44]. Именно Фессенден обращает внимание на Кеннеди, предлагая объяснение, почему в 1954 году этот джентельмен не выразил вотум недоверия Джо Маккарти. Он был слишком болен, чтобы явиться лично (голосование состоялось сразу после того, как он перенес первую операцию и был близок к тому, чтобы отправиться к праотцам), но его оплошность, к тому же имеющая документальное оправдание, могла ему дорого стоить; он писал о Россе, поддерживая его косвенно. Возможно, это не было очень убедительной поддержкой. Конечно, Маккарти следовало обсудить согласно Конституции и законам; его коллеги-сенаторы были обязаны уважать приличия, чем так часто пренебрегал он сам; и, как сказал позже Кеннеди Артуру Шлезингеру-младшему: «Если кто-то не разбирается в вопросе, то как им можно разрешить об этом судить?»[45]. Но реальные причины, заставившие Кеннеди столь вяло выступать против Маккарти, заключались в существовании тесных взаимосвязей этого человека с его семьей, особенно отцом, сильной поддержке Маккарти в Массачусетсе (бостонская «Пост» обвинила всех сенаторов Новой Англии, голосовавших против Маккарти, в том, что они действуют по указке Кремля»)[46] и, плюс ко всему, в двусмысленной позиции и неверном понимании самого Кеннеди. Он был ненамного мудрее остальных американцев того времени и, казалось, действительно верил (о чем утверждал многократно), что коммунистическая угроза ниспровержения США была действительно серьезной. Поэтому он одобрил «охоту на ведьм» и явно не был разочарован ее методами. Несколькими годами позже он допустил: «Возможно, мы не были столь впечатлительны, как некоторые, и должны были действовать быстрее»[47]. Это небольшая уступка и касается только медлительности Сената по отношению к Маккарти; она немного напоминает запоздалое и неохотное раскаяние Ричарда Никсона по поводу уотергейтского скандала. Что касается сенаторов Росса и Фессендена, то они игнорировали своих избирателей, в то время как Кеннеди поворачивался лицом к некоторым из них. В целом данный случай достаточно хорошо объясняет, почему Кеннеди пришлось столь усердно работать, чтобы завоевать доверие либеральных демократов, когда он понял — а это произошло довольно быстро, — что они нужны ему, и это заставило его принять в основном все их позиции.
Не «Портреты сильных духом» побудили его так поступить. Это было бы невозможно без тщательного политического расчета, и Кеннеди прекрасно знал, что ни один демократ не может надеяться стать кандидатом в президенты от своей партии без поддержки Юга, не говоря уже о президентских выборах. Так, никто из прославленных героев книги не был демократом с Севера, и Кеннеди счел весьма возможным сказать нелицеприятные слова об аболиционистах и добрые — о Джоне С. Кэлхоуне (он не имел представления о революции в историографии, касающейся рабства, гражданской войны и периода реконструкции, которая набирала обороты даже когда он писал и собиралась привлечь его внимание к этому безвременью). Он был очень снисходителен к Роберту А. Тафту, что, возможно, происходило вследствие отождествления себя с ним в этой работе: «Мне вспоминается, — говорит он, — сильное впечатление удивительного и необычного личного обаяния и обезоруживающей простоты в обращении. Это были качества, сочетаемые с непоколебимым мужеством, демонстрируемые им в течение всей жизни и особенно в последние дни, которые связали его приверженцев с ним неразрывными узами»[48]. Он поместил фотографию неукротимого Тафта на костылях, идущего в зал Сената, в последние дни жизни: они были в этом схожи, как Кеннеди часто говорил о себе. Вся книга была направлена на то, чтобы получить одобрение Центра и умеренного Правого крыла, Юга и Среднего Запада. В середине тех лет, когда у власти была администрация Эйзенхауэра, он не предполагал, что инициатива вновь перейдет к левым, как, разумеется, и того, что он выиграет выдвижение в кандидаты на пост президента отчасти благодаря тому, что лидеры демократов-южан сочтут его наименее радикальным из северян. «Портреты сильных духом» с очевидностью это доказали.
45
Пармет. Джек. С.310. Ответом на вопрос Кеннеди должно быть то, что Маккарти проходил испытательный срок, что его поведение было результатом универсального знания общества и что сам Кеннеди тщательно старался игнорировать очевидное вплоть до предыдущего года, Он знал, как он проголосует, но с точки зрения политики не было причины, почему бы не обсудить это публично. В своих мемуарах Соренсен лояльно берет на себя вину (Кеннеди. С.49), но было бы лучше, если бы он сказал правду, как он сделал это позже в беседе с Гербертом С. Парметом.