«Почему Англия спала» была хорошо построена, исчерпывающе документирована и написана с предельной ясностью. Возможно, некоторые простые моменты излагаются с излишней подробностью. Не все аргументы выглядят сегодня убедительно: в частности, небесспорна интерпретация мюнхенского кризиса. И все же эта книга всегда будет занимать свое почетное место в небольшой библиотеке, которая вызвала споры, затрагивая вопросы британской политики времен Болдуина и Чемберлена. Это относится и к другим книгам — «Гроза надвигается», «Виновный» и «Не достаточно ли неведения?»[16]. Все эти работы не являются обычной данью истории и следствием понимания некоторых ее моментов — это было своего рода политическим вмешательством. И отсюда их большой успех: они представляли собой эффектное изложение тех сообщений, которые американцы слышали отовсюду из других источников. Это был вклад молодого Кеннеди в подготовку к встрече опасности и принятию обязанностей, которые уже в 1940 году встали перед ними лицом к лицу. И это же было его обращением и предостережением: Америка больше не может позволить себе пребывать в уверенности, что ей нечего бояться, и поэтому продолжать бездействовать, что морские границы защитят ее от нападения и поэтому ей не нужны армия и морской флот. За шестнадцать месяцев до Перл-Харбора Кеннеди призывал Соединенные Штаты извлечь урок из опыта Британии и провести перевооружение вовремя. Между строк ясно читалось, что Кеннеди ожидал войны, хотя говорил об этом скупо. Скорее, он хотел показать очевидность того, что вооружение само по себе не является причиной войны, что безумство — отвечать пацифизмом на такую угрозу, как нацистская Германия, и что люди должны осознать как опасность, грозящую им, так и свою ответственность, в противном случае лидеры страны не смогут успешно служить своему народу. И он был услышан. Но сегодня основное значение и интерес книги «Почему Англия спала» состоит в том, что касается личности автора; как заметил Найджел Гамильтон (возможно, ошибаясь во многом другом, но достаточно точно подметив в данном случае): «Ничто другое, написанное Джеком за всю жизнь, не могло бы лучше выразить его человеческую суть»[17]. Ему недостает лишь немного юмора. Если бы кто-нибудь из демократов, заинтересовавшись, прочел это в 1960 году, то он наверняка заключил бы, что речь идет о ком-то, рангом равным президенту.
Книга несет на себе отпечаток личности автора, она обнаруживает себя в его стиле. Кеннеди пишет в соответствии с академическими требованиями быть предельно объективным как в манере письма, так и в материале — во всем. Но холодный скептицизм, который вскоре станет узнаваем во всем мире, пронизывает каждую страницу. Только однажды проскальзывает чувство в призыве Кеннеди к своим согражданам обратиться лицом к фактам: «Теперь, когда мир в огне, Америка повернулась к проблемам. Но в прошлом мы постоянно отказывались ассигновать деньги на оборону. Мы не можем обойти тот факт, что демократия в Америке, как и в Англии, спала, пока ее не разбудили. Если бы мы не были окружены тридцатью пятью тысячами миль океана, мы бы сами оказались в положении Мюнхена в Европе»[18]. Книга означала переход из-под влияния его отца к самостоятельному мышлению по политическим вопросам. Посол был горячим поборником миротворчества и изоляционизма; он верил, что Соединенные Штаты никогда не вступят в войну, если не будут атакованы первыми, и был глубоко обеспокоен перспективой того, что ему придется рисковать жизнью своих сыновей в этой войне. В 1938 году его позиция отражала воззрения консервативного класса, связанного с бизнесом, к которому он принадлежал, и в Невилле Чемберлене он нашел человека со сходными взглядами. Джека же более привлекал Уинстон Черчилль, но ко времени его возвращения в Гарвард он разделял (или считал, что разделял) взгляды своего отца в другом отношении. Важные события, влияние его гарвардских учителей, упорная работа над подготовкой книги к печати все изменили. Влияние его отца всегда было значительным (до того времени, когда с ним случился удар в 1961 году), и Джек впитал некоторые из его воззрений и даже фразы, использовав их, например, в книге «Почему Англия спала», но сейчас, на пороге своей карьеры, сын доказал, что он сможет отказаться от этого, если будет необходимо. Формировалось новое видение позиции Америки в мире. Изоляционизм быстро становился кредо людей среднего и пожилого возраста. А атака Перл-Харбора окончательно изменила взгляды молодежи: после этого в семье Джо-младший остался приверженцем традиционного кредо. Таким образом, Джек продемонстрировал истинную независимость характера, не говоря уже об уме, на том пути, который выбрал, что, впрочем, не было особенно удивительным, учитывая, что этот юный американец, своими глазами видевший гитлеровскую Европу, отверг устаревшую благодушную веру и поддержал сторону Британии, став, выражаясь языком того времени, интервенционистом.
Он чувствовал себя уверенным в мире происходящих событий. В своей книге он отказывается как от благодушного самообмана консерватизма, так и от высокоморальных иллюзий прогрессизма[19]. На интерпретацию событий повлиял и его характер: как и всем в 1930 году, ему пришлось испытать положительные и отрицательные стороны как диктатуры, так и демократии — и сравнить их между собой; и его симпатии отнюдь не были полностью на стороне демократии. Он видел ее справедливость и устойчивость на протяжении долгого времени; но временами он наблюдал ее несостоятельность, которая привела Запад к краю гибели. Он всегда считал, что общественное мнение при демократии (по крайней мере, в Британии и Америке) часто пробуждается тогда, когда уже слишком поздно: на это может повлиять только очень сильный шок (несомненно, он имел в виду Перл-Харбор и его последствия в доказательство своей правоты). Несколько наивным кажется то, что Кеннеди, тем не менее, считал важным для государственного деятеля, предвидящего ход событий, выступать, убеждать и публиковаться: именно поэтому он был так восхищен Уинстоном Черчиллем. Ему особенно нравилось цитировать мысль Черчилля о том, что демократия — худшая форма правления, за исключением всех остальных. Будучи президентом, он с радостью присвоил Черчиллю звание почетного гражданина США, сказав при этом: «Во время черных дней и еще более черных ночей, когда Англия осталась одна… он обратился к великому английскому языку и начал сражаться с его помощью»[20]. Это не может не наводить на мысль о том, что и в своем предостережении о приближающемся кризисе и недостатках реактивного вооружения, и в состоянии беспокойства во время своего первого года пребывания на посту президента — не говоря уже о его неизменном стремлении к красноречию — он сознательно хотел быть Черчиллем своего поколения. Влияние этого человека просматривалось даже в самом названии книги «Почему Англия спала», что было прямым намеком на работу Черчилля «Пока Англия спала». По иронии, позиция Кеннеди как президента во время его борьбы с приоритетами гораздо более была близка к позиции Чемберлена, чем бросающего вызов целеустремленного лидера.
И, вопреки черчиллевскому пессимизму по поводу общественного мнения, Кеннеди оставался твердо убежден в том, что в своей основе люди рациональны и делают разумный выбор, и дело лидера — просвещать их, чтобы их выбор был возможно более информирован. Таким образом, в книге «Почему Англия спала», далее выражая неодобрение паники в Британии по поводу бомбардировки («бомбардировщик всегда достигнет своей цели», сказал Стэнли Болдуин), которая так сильно повлияла на политику 1937–1938 гг., Кеннеди мог допустить замечание: «Даже если предположить, что человек в своей основе разумен и остается таковым долгое время, то в течение года после Мюнхена паника не оставила и намека на это»[21]. Эта вера в рациональность не была ни странной, ни наивной, как это могло показаться; и она служила Кеннеди ориентиром до самой смерти.
16
Уинстон С. Черчилль. Гроза надвигается. Лондон, Касселл, 1948; «Като» (Майкл Фут, Питер Говард и Франк Оуэн). Виновный. Лондон, Голланц, 1940; Д. У. Броугэн. Не достаточно ли неведения? Лондон, Хэмиш Гамильтон, 1941.
19
Возможно, поэтому Гарольду Лэски не нравилась эта книга по столь необъяснимым причинам.