Как прежде, Сатклиффа не оставляла мысль об интенсивных занятиях живописью.
Астрид требовала, чтобы он изучал искусство в гамбургском университете. Она устроила так, что работы Стью посмотрел Эдуардо Паолоцци (им восхищался молодой художник), который в то время находился в Гамбурге. Мэтр был очарован картинами Сатклиффа, занялся его приемом в университет и даже позднее выхлопотал для него стипендию города Гамбурга.
Тяжелые времена настали для Стюарта. Целыми днями он рисовал, как одержимый, или сидел на лекциях, а потом до глубокой ночи играл на сцене «Топ Тена». Юноша почти не спал, держался на ногах с помощью таблеток и алкоголя. Нередко он страдал от мучительных головных болей, которые все время усиливались и от которых порой не помогали никакие средства. Случалось так, что он просто физически не был в состоянии прийти на концерт, и тогда Пол брал на себя басовые партии.
Джон заботился о друге, понимая, что Стюарт не сможет долго выдерживать такие нагрузки. Он охотно отговорил бы его от учебы в университете, но он знал, чем была для Стью живопись. Поэтому Джон оставил это намерение. К тому же он неожиданно был отвлечен совсем другими обстоятельствами.
Представился новый шанс шагнуть по дороге наверх.
Берт Кэмпферт, композитор, лидер одной из групп и продюсер, возымел желание записать на фирме грамзаписи «Полидор» несколько песен с Тони Шериданом. А тот, в свою очередь, предложил группу Джона в качестве аккомпанирующего ансамбля. Композитор прослушал «Битлз» и пригласил их для записи.
Джон надеялся, что Кэмпферта заинтересует пара песен, которые он сочинил вместе с Полом. Однако то, что услышал маститый автор, его не воодушевило. Суждение было однозначным: это все звучит не так, как того требует мода.
В актовом зале гимназии имени Гумбольдта были записаны песни «My Bonnie Lies Over The Ocean» (Charles Pratt/Bertie), «When The Saints Go Marching In» (traditional) и «Why» (Tony Sheridan/Bill Crompton).
Потом Кэмпферт дал «Битлз» еще один шанс. Он записал с ними две вещи «экстра». Пол по-новому аранжировал песню «Ain't She Sweet», которую они каждый вечер играли в «Горячей десятке», и Джон спел ее.
Хотя к тому времени Леннон и Маккартни сочинили уже более ста песен, Кэмпферт решился лишь на запись инструментальной пьесы, которую Джордж и Джон придумали за одну ночь. Мелодия называлась «Cry For A Shadow» («Взываем к призраку») и была пародией на Клиффа Ричарда и его ансамбль «Шедоуз».
Эта запись принесла каждому из битлзов по 300 немецких марок.
Худо-бедно, но теперь они впервые «увековечились» на грампластинке. Но проглотить «каплю полынной настойки» им все-таки пришлось. Кэмпферт, которому не нравилось название «Битлз», перекрестил их в «Beat Brothers» («Бит-Братья»). Это имя и появилось на конверте диска.
Вскоре после прорыва в пластиночный бизнес Стюарт Сатклифф окончательно вышел из группы. Он решил только рисовать…
Связи с Джоном и его группой Стью все же сохранил. Когда Леннон в одностороннем порядке разорвал договор с Алланом Вильямсом, согласно которому продюсеру причиталось 10 процентов за посреднические услуги, Джон попросил Сатклиффа сообщить об этом ливерпульскому «меценату». Вильямс был в ярости, но поделать ничего не мог, ибо пожар в «Топ Тене» уничтожил сам контракт.
До конца июня ансамблю сопутствовал финансовый успех. Когда они отправились назад в Ливерпуль, то все еще были просто четырьмя битлзами, которые сели в поезд.
Стюарт Сатклифф остался в Гамбурге.
Почуяв в парусах ветер успеха, Джон заботился лишь о том, чтобы не наступил штиль. С июля по декабрь 1961 года ему удалось организовать для группы двадцать пять выступлений. Причем двадцать из них состоялись в «Пещере», одно — в «Касбахе» Моны Бест и только четыре — вне Ливерпуля, в танцевальном зале «Тауэр» в Нью-Брайтоне. Редко получалось, что они в одиночестве царствовали на сцене. Вечера делились с «Rory Storm and the Hurricanes», «Gerry and the Peacemakers», «King Size Taylor and the Dominos», «Dale Roberts and the Jaywalkers» и еще дюжиной других групп. Каждый вечер на сцену выходили от четырех до пяти ансамблей. Армия тех, кто, как когда-то «Куорримены», мечтали хоть разочек поиграть в «Пещере» или в каком-нибудь другом клубе, была поистине неисчислима.
Джон по-прежнему видел себя вдали от своей мечты. Пусть слава ансамблю была создана еще до Гамбурга, он болезненно оценивал дистанцию, отделяющую их от мировой известности.
Тетя Мэри, как и прежде, была убеждена в том, что «выделывание грохота» ни к чему путному не приведет. Однако она знала, что попытка отговорить Джона от его затеи лишена всякого смысла.