Однако именно появление Beatles на ноябрьском «Royal Variety Show» в лондонском театре Принца Уэльского заставило газету «Daily Express» поручить своему репортеру, уроженцу Ливерпуля Джеку Тейлору, написать «разгромную статью» о поглощении Beatles шоу–бизнесом — даже несмотря на знаменитую грубость Леннона «трясите своими бриллиантами». Однако Тейлор нашел лишь слова одобрения — и был вознагражден тем, что стал правой рукой Брайана Эпштейна и соавтором его биографии «Cellarful Of Noise».
Несмотря на то, что все это происходило в одном городе, расстояние от жемчугов, смокингов и галстуков–бабочек в театре Принца Уэльского до потрепанных джинсов, значков CND и бород битников в «Marquee», «Studio 51» и других клубах измерялось световыми годами. Именно в этих клубах начинали Rolling Stones, The Yardbirds, Kinks и Pretty Things — группы, в 1964 году вошедшие в чарты, не отказавшись при этом от длинных волос и образа эрудитов в музыке. The Downliners Sect могли добиться того же, поскольку их образ и звучание ничем не отличались от обычной поп–группы, но неожиданно они проявили себя как покровители огромного количества провинциальных групп, таких как The Beat Merchants.
Пойдя по тому же пути, что Sect и The Beat Merchants, Джо Мик присоединился к North London's Syndicats, чтобы определить, способны ли они исполнять вещи Хоулинга Вулфа, Чака Берри и Бена Кинга и в то же время не походить на Beatles.
К 1964 году «олимпийский огонь» мерсисайдского бита и лондонского ритм–энд–блюза проник во все уголки континентальной Европы, где «Money», «You'll Never Walk Alone», «Hippy Hippy Shake» и другие знаменитые песни вошли в репертуар местных поп–звезд, от Джонни Холлидея, галльского двойника Элвиса, и далее — после того, как Франция согласилась принимать у себя британские таланты в области поп–музыки. Солисты из Италии или, скажем, Испании начали выступать в составе бит–групп, а Манфред Вейсследер, владелец клуба «Star–Club», уже занялся немецким битом. Под его руководством четыре подростка из Гамбурга стали группой Rattles. Это название было созвучно Beatles и намекало на существование немецкого крыла бита — и особенно после культурного «породнения» двух городов, когда в 1963 году Билл Харри организовал для завсегдатаев «Каверн» воздушное путешествие в Гамбург.
Интересно отметить, что лорд Вудбин, слонявшийся по аэропорту и имевший при себе паспорт с визой, в последнюю минуту занял одно из свободных мест в самолете. Большую часть выходных он потратил на закупку контрабанды, чтобы продать эти товары дома по завышенным ценам. На обратном пути он распределил свои трофеи среди сговорчивых пассажиров, которые вернули ему их после благополучного прохождения таможни.
Несмотря на то, что все группы, от Rattles до Beatles, продолжали смотреть на американский ритм–энд–блюз как монахи на Библию, поп–музыка из–за океана на время перестала доминировать в Европе. Британский бум бита, во главе которого стояли Джон, Пол, Джордж и Ринго — «легендарная четверка», — определил новые образцы для подражания школьных рок–групп (включая мою собственную Асе And The Crescents), увлеченно и беспорядочно репетирующих в гаражах, но дерзающих мечтать о славе, сравнимой со славой Beatles.
В целом разговоры о британских поп–музыкантах проникали уже в интеллектуальные круги — вслед за умным и ярким интервью Адама Фэйта в передаче Би–би–си «Face To Face» в 1960 году. Адам был первым представителем поп–музыки, подвергнувшимся такому «допросу с пристрастием», и его успех проложил дорогу для других «умеющих хорошо выражать свои мысли» и образованных музыкантов, таких, как бывший аспирант Оксфорда Пол Джонс, получивший в Германии степень бакалавра Спенсер Дэвис, а также Джон Леннон.
Тем не менее, до появления Beatles мысль о том, что поп–музыка может быть серьезным искусством, считалась у интеллектуалов несерьезной — если не считать искреннего очарования Энди Уорхолла, Питера Блейка, Эдуарде Паолоцци, Ричарда Гамильтона и других пионеров поп–арта в радиочартах Тор 40, начиная с 50–х годов.
Поначалу в «серьезных» газетах, таких, как «The Times» и «The Observer», основное внимание уделялось истерии, сопровождавшей выступления Beatles, а название группы бралось в кавычки и сопровождалось для непосвященных пояснением вроде «поп–группа из Ливерпуля».
Затем, 27 декабря 1963 года, в игру вступил Уильям С. Манн, заведовавший разделом классической музыки в «The Times». Через день после опубликования ежегодного обзора событий культуры (подписанного «наш музыкальный критик») Джон Леннон — на этот раз он не изображал притворного невежества — честно признался, что понятия не имеет, что хотел сказать Манн такими фразами, как «эолийские кадансы», «нижняя медианта», «последовательности пандиатонических кластеров» и «мелизмы с переменными гласными». Не знал Джон и о сходстве гармонического ряда в «Not A Second Time» (со второго долгоиграющего диска «With The Beatles») и в коде «Song Of The Earth» Малера. Тем не менее, он был весьма польщен тем, что Манн назвал Леннона и Маккартни «выдающимися композиторами 1963 года».