Если бы случайный знакомый проявил вежливый интерес, Марк, скорее всего, извиняющимся тоном объяснил бы, что коллекция не предназначена для посторонних глаз и тем более ушей. Beatles из удовольствия превратились в наркотик — как для других героин. Желая узнать о них абсолютно все, он впитывал любую информацию, не оставляя без внимания всякие мелочи. Марк мог подробно, красноречиво и со знанием дела рассказывать о своем увлечении, но не понимал, почему школьные товарищи не разделяют его маниакальной страсти. Окружающие снисходительно относились к полноватому юноше в круглых, как у Джона Леннона, очках, который во всем остальном был «спокойным, нормальным парнем». О нем отзывались как о «слегка эксцентричном» или «чуть сдвинутом», но Марк был слишком увлечен Beatles, чтобы обращать внимание на эти оценки, — подобно тому, как шимпанзе в зоопарке не обращает внимания на то, что думают люди, наблюдающие за ним сквозь прутья клетки.
Марк закончил школу в 1973 году, и к этому времени он уже приобщился к ЛСД, а также изведал славу и энтузиазм участия в поп–группе. В соответствии с модой начала 70–х годов он объявлял себя вновь обретшим веру христианином. Два года спустя Марк вместе с другими противниками войны во Вьетнаме работал в резервации в Арканзасе, радуя руководителей своим усердием и готовностью выполнять самую тяжелую работу. Полюбив достойную женщину, он подумывал о поступлении в теологический колледж. Он перестал всецело связывать свою жизнь с Beatles и в этот период жизни ближе всего подошел к состоянию, которое можно было бы назвать удовлетворенностью.
Будущая жертва Чепмэна тем временем пребывала не в лучшей форме. Джон, летавший из Калифорнии в Нью–Йорк, явно располнел, хотя его поведение на публике стало менее эксцентричным. Пьяные мечты и профессиональные метания со всей очевидностью проявились в таких альбомах, как «Pussycats» и «Goodnight Vienna» Ринго Старра, в котором одноименный альбому трек был написан Ленноном. И он, и Ринго были восторженными поклонниками Джонни Винтера, косоглазого и белобрысого техасского блюзмена, который из местной знаменитости внезапно превратился в звезду и попал на обложку «Rolling Stone». Поэтому Леннон написал «Rock 'n' Roll People» для его альбома 1974 года «John Dowson Winter», явившегося запоздалой реакцией на увлеченность получившей в 1969 году премию «Грэмми» композицией «The Thrill Is Gone», единственного традиционного хита Би Би Кинга и одного из немногих сохранившихся звеньев между послевоенным блюзом и роком 70–х.
Как бы то ни было, собственный альбом Джона «Mind Games», вышедший в 1973 году, оказался таким же посредственным, как и «Goodnight Vienna». Однако «Walls And Bridges», хотя и озвучил некоторые из старых идей, стал источником и поводом для коммерчески успешных синглов, таких, как бессмертный «Number Nine Dream» (как обычно, в североамериканских чартах он поднялся выше, чем где–либо еще) и занявший в США в 1974 году первое место «Whatever Gets You Through The Night». Последний был записан при участии Элтона Джона, впоследствии знаменитого пианиста и певца, с которым Леннон познакомился, когда тот исполнял чужие хиты для коммерческого альбома EMI «Music For Pleasure», прежде чем превратиться в нечто среднее между Лайбрейсом и мужским вариантом Эдны Эверидж.
Другой британской звездой, не покидавшей Америки, был Дэвид Боуи, теперь уже не опасный рокер, а белый исполнитель соул, в творчестве которого явно угадывался стиль будущего альбома «Young Americans». Именно в нем содержится самый бунтарский вклад Леннона в поп–культуру 70–х годов. Когда его калифорнийский «уикенд» подходил к концу, Джон получил приглашение в Нью–Йорк на запись воскрешенной Боуи песни «Across The Universe» — из альбома «Let It Be». Здесь он написал имевшую огромный успех в американских чартах «Fame» — в соавторстве с Дэвидом и благоговевшим перед ним Карлосом Аломаром, виртуозным и изобретательным гитаристом.
Все три автора «Fame» присутствовали на церемонии вручения премии «Грэмми» в нью–йоркском отеле «Uris» 1 марта 1975 года. На лацкане Леннона красовался значок с надписью «ELVIS» — бывший кумир Америки вернулся на сцену, демонстрируя приверженность самой консервативной поп–музыке постбитловского периода. Более того, в вызывающем удивление и сумбурном, «законопослушном» письме к президенту Никсону он даже попросил зачислить его в ряды федеральных агентов, чтобы «бороться с хиппи».