Локк предлагает концептуалистское объяснение этого перехода: «Общее и универсальное — это создания разума. — …Общее и универсальное не относятся к действительному существованию вещей, а изобретены и созданы разумом для собственного употребления… Идеи… бывают общими, когда выступают как представители многих отдельных вещей. Но всеобщность не относится к самим вещам, которые по своему существованию все единичны, не исключая тех слов и идей, которые являются общими по своему значению» (6, т. I, стр. 413). Но если «общее» не извлечено из опытного наблюдения свойств вещей, а является творением разума, то какое отношение оно имеет к наблюдаемым вещам, как оно может представлять наблюдаемые вещи? Не подрывается ли этим идея опытного основания обобщения? Локк колеблется в выборе ответа на эти вопросы.
С одной стороны, когда он утверждает, что реальная сущность вещей непознаваема, он идет по пути подрыва идеи опытного основания обобщения и тем самым намечает ту философскую линию аргументации, которая, будучи абсолютизированной, стала в философии Юма и Канта орудием обоснования агностицизма. С другой стороны, в философии Локка намечен и такой ответ: хотя «отвлеченные идеи суть продукт разума, но имеют своим основанием сходство вещей. — Мне не хотелось бы, чтобы думали, будто я здесь забываю и тем более отрицаю то обстоятельство, что природа, производя вещи, многие из них делает сходными» (6, т. I, стр. 414). Утверждение о непознаваемости реальной сущности вещей смягчается допущением того, что эта сущность иногда познаваема (см. 6, т. I, стр. 418, 457).
Более того, Локк утверждает, что при образовании сложных идей субстанций человеческий ум «никогда не связывает идей, которые не существуют вместе в действительности или не предполагаются такими, и потому точно заимствует это соединение у природы» (6, т. I, стр. 451).
В свете этой второй тенденции объяснения возникновения общих идей субстанций концептуалистское положение Локка об общем как продукте деятельности разума предполагает, что общее — рационально осознаваемая сущность материальных вещей. А в этой связи Локк выходит из рамок традиционного концептуализма, который не допускает общего в действительности. Эту противоречивость в рассуждениях Локка о природе общего и об отношении его к эмпирическим предпосылкам знания точно подметил Герцен: «Локк раскрывает, между прочим, что, при правильном употреблении умственной деятельности, сложные понятия необходимо приводят к идеям силы, носителя свойств (субстрата), наконец, к идее сущности (субстанции) нами познаваемых проявлений (атрибутов). Эти идеи существуют не только в нашем уме, но и на самом деле, хотя мы познаем чувствами одно видимое проявление их. Заметьте это. — Очевидно, что Локк из своих начал не имел никакого права делать заключение в пользу объективности понятий силы, сущности и проч… Идея сущности и субстрата не выходит ни из сочетания, ни из переложения эмпирического материала; стало быть, открывается новое свойство разумения да еще такое, которое имеет, по признанию самого Локка, объективное значение» (18, стр. 274).
Таким образом, в обосновании путей происхождения человеческого знания теория познания Локка представляла картину напластования номиналистских и концептуалистских аргументов. И в то же время совершенно очевидна тенденция выхода из пределов традиционного концептуализма, признания общего не только как результата деятельности разума, но и общего в самой природе — «реальной сущности вещей», материальной субстанции. В объяснении эмпирического фундамента человеческого знания, т. е. «простых идей», Локк, как и Гоббс, стоит на позициях номинализма, утверждая, что нет ничего общего ни в вещах, ни в идеях. Эта номиналистическая линия у Локка совершенно отчетлива и тогда, когда он объясняет общие идеи как просто сложные, т. е. как результат суммирования простых идей. Но именно в объяснении природы общих идей Локк делает по сравнению с Гоббсом значительный шаг вперед к материалистическому пониманию познавательного значения общего в рациональном знании природы. Гоббс отрицает «общее» как результат познавательной деятельности, для него общими являются только имена: «…всеобщее имя не обозначает, — подчеркивает Гоббс, — ни существующей в природе вещи, ни всплывающей в уме идеи (idea) или образа (phantasma); оно является лишь именем имени» (19, т. I, стр. 66).