— Надеюсь, вы много упражнялись в поединках. Если да, то я нисколько не усомнюсь в исходе дела.
— Я не учился в фехтовальной школе и не брал в руки рапиры уж несколько лет, но не забыл, как владеть шпагой, и докажу это сегодня Каррингтону. Я дрался несколько раз и решил больше уж не сражаться, но в этом случае меня заставили. Если не накажу этого дерзкого фата, я могу подвергнуться подобным же неприятностям со стороны его друзей. Я слишком часто бываю в свете, чтобы не знать, что меня осыпают насмешками, может быть, и справедливыми, за то, что я женился на такой молодой красавице, как Белинда. Но насмешки не смущают меня. Будь я на сорок лет моложе, то не мог бы более страстно любить жену, чем теперь, когда мне шестьдесят пятый год, и быть может, вам это покажется тщеславием, но я заявлю, что и она любит меня. Когда я ещё был пажом у Его Королевского Величества Карла II, старый поэт Джон Дэнгем, который потешался над супружеством всю свою жизнь, отчаянно влюбился в молодую, прекрасную девушку и женился на ней. Все смеялись над ним, и я тоже, все мы думали, что прелестная леди Дэнгем — легкодоступная дамочка, и стремились найти удобный случай сделаться её любовниками. Не могу сказать, оказывала ли она кому-нибудь благорасположение или нет, но так думал Джон Дэнгем, и он ужасно отомстил за предполагаемое оскорбление своей чести.
— Кажется, он отравил свою жену, — заметил Лоу.
— Да! И я поступил бы также, если бы меня оскорбили таким же образом, — грозно произнёс Уилсон. — Я тогда порицал Джона Дэнгема, но теперь нет. Я знаю, что такое ревность.
— Боже мой! — воскликнул Лоу, встревоженный грозным тоном, которым старик произнёс эти слова. — Не имеете ли вы каких подозрений относительно вашей жены? Если да, то, ради бога, откиньте их — я вполне уверен, что они совершенно неосновательны.
— У меня нет никаких подозрений, — сказал Уилсон задумчиво. — Но если б они были…
Лицо его приняло зловещее выражение, и он замолк. Лоу больше не порывался продолжать разговор, почти онемев от ужаса. Они не перемолвились ни словом, пока не достигли входа в Гайд-Парк, где вышли из кареты и направились к месту встречи. Хромота старого Уилсона заставляла их продвигаться вперёд довольно медленно. Утро было прекрасное, казалось, вся природа наслаждалась яркими лучами солнца. Стадо оленей отдыхало вблизи деревьев, к которым направлялись дуэлянты, а некоторые животные спокойно паслись на траве, на небольшом расстоянии от них. Чувства, навеянные созерцанием этой мирной картины, делали отвратительным то дело, которое привело их сюда, но Лоу не выдавал своих мыслей.
— Как прекрасен парк сегодня ранним утром! — заметил Уилсон. — Как свеж и весел воздух! Это снова возвращает мою юность. Я буду часто приходить сюда по утрам. Но нет, не могу! Мы так отвратительно поздно ложимся спать — каждую ночь эти спектакли, вечерние собрания, концерты, маскарады и чёрт знает что ещё!
— Ваша молодая жена должна веселиться, сэр, — сказал Лоу. — Но мы приходим первыми к месту поединка. Эти животные не лежали бы там, будь кто-нибудь поблизости.
— Правда, — ответил Уилсон. — Но мы ещё не совсем пришли. Я должен остановиться на минуту, у меня очень болит нога.
Пока они отдыхали, Лоу заметил, что трое идут с Кенсингтонской части парка, и указал на них Уилсону, который сказал:
— Да, это они. Но пусть подождут или придут сюда — я уронил свою палку и едва ли смогу двинуться вперёд хоть на шаг. Дайте мне руку, попытаюсь поплестись дальше.
С помощью Джона старик медленно заковылял вперёд, но должен был останавливаться каждые пятьдесят шагов. И задолго перед тем, как он достиг деревьев, животные были прогнаны, их место заняли Каррингтон и его секундант. С ними находился врач. Когда Уилсон стал приближаться, противник пошёл ему навстречу. Обменявшись с ним холодным и официальным приветствием, он отошёл и стал готовиться к поединку. Между тем старик с помощью Лоу скинул бархатный кафтан, жилет и кружевной галстук. Вид противника, казалось, вернул ему прежнюю силу. Глаза его загорелись, он забыл про хромоту и стал прямее, чем позволяли его годы. Лоу, начавший было опасаться за него, удивился этой внезапной перемене, и это пробудило в нём надежду на лучшее.
Секунданты отмеряли дистанцию, и оружие было вручено каждому из сражающихся, которые попробовали лезвие. Довольные результатом испытания, они приблизились друг к другу, поклонились, и Красавец сделал вызов, стоя на ногах так же крепко, как и его молодой противник. Вслед за тем они начали. Поединок продолжался недолго. Но прошло достаточно времени, чтобы обнаружилось, что хотя Каррингтон искусно владел шпагой, он не мог равняться с таким опытным противником, как Уилсон. Старик выказал ловкость и решительность, каких нельзя было ожидать от его возраста. Он искусно отражал каждый удар противника и тотчас сам делал ответное нападение с такою быстротой и силой, что его шпага пронзила правый бок противника, нанеся большую, но неопасную рану.