— Этот адрес все, что у меня есть, — подвел я итог, с сожалением отставляя остывший чай в сторону. Жаль, глоток горячего мне бы сейчас отнюдь не помешал. — Уверен, что наше знакомство с мадемуазель Камелией ни в коем разе не является случайностью. Я отдаю себе отчет в том, что вы в праве указать мне на дверь после всего услышанного, можете усомниться в моем рассудке или назвать лжецом и выдумщиком. Но я не придумал ничего, все это было на самом деле.
Кроуфорд уже успел раскурить трубку со столь любимым им вишневым табаком. Лицо виконта не выражало ни одной из эмоций, что я ожидал на нем увидеть — ни отрицания, ни неверия, ни ужаса, и я с удивлением отметил, что это молчание ранит меня куда сильнее, чем открытая насмешка.
— Вам нечего мне сказать? — пальцы мои сцепились в замок, и стоило определенных усилий скрыть дрожь, охватившую меня в ожидании приговора.
— Отчего же, — Реджинальд качнул головой, и легкая улыбка, наконец, тронула его губы. — Но ведь вам же не нужна моя жалость? Уверен, ее вы получили сполна. Поверьте, я знаю взгляд человека, которому она становится ненавистна. И знаю, какая за этим таится боль.
Наши взгляды пересеклись, но слова не понадобились. Не уверен, что сумел бы описать облегчение и радость, что охватили меня тогда, будто бы я все это время нес на себе тяжелый мешок со своим прошлым, и вот добрался до места, где смог, хоть и не надолго, присесть и сбросить надоевший груз к ногам.
— Вижу, вы собираетесь меня благодарить, — усмехнулся виконт и замахал руками. — Право, оно того не стоит. Как только мы добьемся ответов у мадемуазель Камелии, тогда и вернемся к этой теме.
К счастью моему, долго откладывать не пришлось, и уже к вечеру того же дня вышколенный лакей, постучавшийся в наши двери, отдал дворецкому запечатанный сургучом конверт с оттиском стилизованного цветка камелии. Не стоило и голову ломать, чтобы определить отправителя сего анонимного послания, благо все было ясно и так. С жадным любопытством мы оба приникли к надушенному листку бумаги с изящной вязью букв, увы для меня, совершенно точно складывающихся во французские слова.
Я ждал, когда Кроуфорд переведет мне их, ибо опасался от возбуждения, захлестнувшего меня, перепутать значения. И точно назло моим натянутым нервам, он молчал, бегая глазами по ровным строчкам.
— Хм, — наконец, многозначительно хмыкнул он, складывая листок и вручая его мне. — Надеюсь, вы закончили завтракать, Джон? Мы срочно едем в гости к мадемуазель Камелии.
Легко представить себе, насколько меня воодушевила эта новость. Не чувствуя под собой ног, полетел я наверх, в комнату, которую уже почти привык называть своей, быстро переоделся для визита, путаясь в пальцах и едва не отрывая норовистые пуговицы. Реджинальд же всегда был безупречно изящен, так что экипаж ждал только меня, и вот возница прищелкнул кнутом, кони фыркнули и пошли вперед, покатив карету по вычищенной от снега брусчатке.
Не стану вдаваться в подробности моих тогдашних мыслей, мечущихся и беспорядочных. Скажу лишь, что мадемуазель Камелия встретила нас не слишком радушно, но по бледному уставшему лицу несложно было сделать вывод о бессонной ночи, проведенной ею. Служанка оставила нас втроем, подчиняясь жесту хозяйки.
— Итак, господа, — она кивком поприветствовала нас обоих и сразу перешла к делу, что для женщины, согласитесь, довольно редкое явление. — Благодарю за помощь, мне вчера было немного... не по себе. Опережая вежливые вопросы — да, со мной уже все хорошо.
— Однако, мадемуазель, вы выглядите больной, — нахмурился Реджинальд и переглянулся со мной. — Мой друг врач, он не мог бы вам помочь?
Камелия приняла вопрос с равнодушием каменной статуи, точнее будет сказать, каменного цветка, который при красоте своей, увы, не источает аромата.
— Не стоит того. Едва ли у вашего друга есть лекарство от нечистой совести.
После сего неоднозначного высказывания, я решился вступить в беседу:
— Вы полагаете, оно вам необходимо? Я знаю одно средство, — улыбнулся успокаивающе, как делал на приеме у больных детей. — Чистосердечное признание. Можете быть уверены, мадемуазель, мы с виконтом Кроуфордом никогда не предадим огласке секреты дамы.
— Какими бы мерзкими они ни были?
Ее резкий выпад поставил меня в тупик. Право, кроме несвежего цвета лица ночь без сна подарила девушке еще и нервное расстройство. Я бы посоветовал ей лавандовые капли. У каждой нервной девицы обязательно должны быть такие.
На выручку мне снова пришел Реджинальд. С изяществом бывалого повесы он принялся успокаивать мадемуазель Камелию, однако же мое слабое знание французского не позволило мне вникнуть в детали, да я и не желал их знать.
— Ну так что? — закончил он вкрадчиво. — Вы же хотели нам что-то сказать, я прав?
Девушка выпрямилась, впрочем, едва ли было возможно сесть еще более прямо, чем она сидела до этого, и, едва шевеля губами, произнесла:
— Я шарлатанка.
Пауза, что повисла следом, была ожидаемой, однако за себя могу смело сказать, что ничуть не удивился такому заявлению. Видимо, мысль эта явно отпечатались на моем лице, потому как лже-медиум прожгла меня пристальным взглядом:
— Вы не кажетесь возмущенным, месье...
— Найтингейл.
— Благодарю. Вы пришли на мой сеанс автоматического письма в надежде встретиться с кем-то? У вас ведь кто-то умер? Так почему вы не обвиняете меня в мошенничестве? Я не понимаю.
Мог ли я объяснить свои смутные ощущения? Негоже человеку от науки полагаться на такое призрачное основание, как интуиция. Но ведь кроме нее на моей стороне была и Агата.
— Тогда как же вы, мадемуазель, объясните произошедшее в конце сеанса? Смею предположить, что это не являлось частью вашего представления.
Мой вопрос попал точно в цель, Камелия дрогнула, быстро прижала к губам белоснежный платок, пережидая вспышку столь несвойственный ей эмоций. А после рука ее безжизненно упала на колени, платок выскользнул из дрожащих пальцев и был ловко пойман Кроуфордом.
— Никак. Я... я не знаю, что со мной. Иногда мне начинает казаться, что я — это вовсе не я. Я... мне... — она глубоко вздохнула, проглотив рвущееся с языка признание собственного страха. — Что со мной, доктор?
Я не спешил с ответом, полагая, — справедливо, стоит сказать, — что он едва ли принесет девушке облегчение:
— Не как доктор, но как человек, обладающий необходимым в таких делах опытом, уверяю вас, что с этого дня можете с полной уверенностью считать себя самым настоящим медиумом.
Мы сели на корабль на следующий день. Сборы наши были быстрыми и не слишком тщательными, впрочем, я привык и к меньшему, а виконт Кроуфорд в пылу азарта был неприхотливее портового грузчика, с благодарностью принявшего немного мелочи в добавок к плате за работу.
Мадемуазель Камелия прибыла на причал последней, одетая в глухое густо-вишневое платье без украшений, багаж ее был прискорбно мал для дамы ее положения и благосостояния, из сего складывалось неприятное впечатление, что она от кого-то бежит. Судно под названием "Святая Бригитта" направлялось обратно к берегам Ирландии из дальнего плавания, и наша скромная компания с позволения капитана заняла две каюты на его борту.
Качка была мне в какой-то мере привычна и, если закрыть глаза и напрячь фантазию, можно было постараться представить, что не волны качают корабль из стороны в сторону, а почтовая карета мелко трясется на ухабах проселочной дороги. Обещание, что я дал себе когда-то, с окончательной гибелью капитана Гранта потеряло свою силу, однако первый день я чувствовал себя до крайности неуютно. К тому же чернила растекались и, подталкиваемый насмешливыми комментариями Реджинальда, вновь вернулся к карандашу.