Устроившись поудобнее, и, подозреваю, выждав длинную, что называется, театральную паузу, он начал:
— Человек, о котором я поведу свой рассказ, совершенно особенный, хотя на первый взгляд ничем не примечателен. Давайте будем называть его доктором, потому как по профессии наш герой был врачом. В юности ему довелось пережить увлекательное морское приключение на пути к берегам Америки, куда он направлялся, руководствуясь служебным долгом.
Мне показалось, я ослышался. Не веря в такие совпадения, я до боли в глазах впился взглядом в рассказчика, надеясь разглядеть подсказку, но не находил ее.
— Что за приключение пережил доктор? — поинтересовался Смит.
— О, совершенно необычайное и крайне опасное. Жестокий шторм настиг корабль и бушевал всю ночь. Судно трепало точно щепку, и, казалось, ад не закончится, но буря утихла, и моряки увидели Летучего Голландца... — рассказчик остановился, будто бы прочищая горло, однако в любом его движении и сказанном слове мне чудилась скрытая насмешка, надо мной и над нами всеми. — То был корабль-призрак, капитан его проклят на вечное скитание по волнам вместе с призрачным экипажем. Они бороздили моря и океаны многие века, разыскивая способ снять груз со своих грешных душ.
Впечатлительная мисс Виннер, не сдержавшись, громко ахнула:
— Какой ужас! Так он нашел его? Нашел способ?
— Нашел, но получил лишь временное облегчение. И тогда капитан заметил, что есть люди, кои более всех других предрасположены к общению с иным миром. На них он ставил личную метку, знак своего покровительства и своей власти, и терпеливо ждал нужного часа.
Я дрожал от волнения и сам того не замечал. Лицо мое пылало как в лихорадке, а колдовские зеленые глаза мистера Вандерера, не скрываясь, смотрели прямо на меня. Я постарался набраться терпения и дослушать историю до конца.
— Ровно год капитан оберегал избранника от жадных до чужих душ темных тварей, и вот решающий день настал. Доктор почувствовал зов метки и пришел на морской берег, чтобы исполнить свое предназначение и вместить с себя дух вечного скитальца и самому стать пленником его корабля. Но, видно, судьба была против такого обмена. Добровольная жертва влюблённой женщины разрушила дьявольские чары капитана, и он отправился в ад, где ему самое место.
— Подождите, а как же доктор? — не унималась мисс Виннер. — Что стало с ним?
Зеленые глаза хитро подмигнули мне:
— Он вернулся домой и полагал, что все закончилось. Только это не совсем так.
Девушка недоуменно вскинула светлые бровки:
— Но как это понимать?
— Как вам будет угодно, — дилижанс остановился, и мистер Вандерер раскланялся. — Моя остановка. Прощайте.
Едва мы тронулись с места, как курсант Крейг поднял рассказ на смех, а мистер Максли охотно поддакивал, тряся подбородками. Я же никак не мог осознать произошедшего. Совершенно посторонний и не знакомый мне человек был удивительно осведомлен о таких деталях моей жизни, о которых я, по понятным причинам, предпочитал не распространяться. Он знал о "Каллисто" и ее капитане, о моей с ним иррациональной связи и о самопожертвовании Агаты, но главное — он что-то знал и о моем будущем, ведь иначе не стал бы он столь уверенно заявлять, что я ошибался относительно планов на спокойную тихую жизнь. Я непременно должен бы вновь увидеть мистера Вандерера и серьезно с ним поговорить!
— Мне, право, стало не по себе, — поделилась мисс Виннер, зябко поведя плечами.
— Ну что вы, душа моя! — Крейг несколько фамильярно подмигнул смущенной этим девушке. — Не верьте ни единому слову. Вся эта история — ложь от начала и до конца. Не забивайте вашу хорошенькую головку ерундой.
— Ну а вы, мистер Найтингейл? — обратился ко мне Смит. — Расскажите что-нибудь? Если вы заметили, я уже закончил.
— Вы? — я удивился. — Но ведь сейчас же была очередь мистера Вандерера!
— Простите, кого?
Со всех сторон на меня смотрели недоуменные лица. Я терпеливо напомнил им о случайном попутчике, но в ответ не получил ожидаемого понимания.
— Вы, верно, задремали под рассказ мистера Смита, — засмеялась мисс Виннер. И совершенно напрасно, он был весьма неплох. Я имела в виду рассказ.
Я посмотрел прямо перед собой и увидел на месте мистера Вандерера листок бумаги.
— Но как же так? Вот, он оставил...
Я замолк на полуслове. Отчего-то мне расхотелось и дальше наставить на своем. Я поднял листок и спрятал в карман.
— Как говорите завали того господина?
Я повернулся к Смиту, ободрённый его внезапным вопросом:
— Вандерер. Вы его вспомнили?
На лице рыжего адвоката отразилась гамма чувств, свидетельствующая о напряжении мысли, но, увы, все оказалось тщетно:
— Я... Я не уверен, — он на мгновение прикрыл глаза и вдруг с совершенно другой, беззаботной, интонацией закончил. — Нет, конечно, просто его имя в переводе с одного из ирландских диалектов означает "странник"*** Фантазия и усталость сыграли с вами весьма забавную шутку, доктор.
Я сошел на станции вечером следующего дня. Сыпал мелкий сырой снег, и пустошь, расстилавшаяся по правую руку, была уныла и неприветлива. Где-то далеко за ней меня ждала семья и теплый дом, однако я не торопился. Вместо этого я достал из кармана листок, оброненный господином, которого не было, и бережно расправил. Бумага была дешевой и желтоватой, наподобие той, что я купил в дороге для своих путевых записей, и на ней изящной вязью выведены были следующие слова:
РЮ ДЕ ЛЕШЕЛЬ
И ряд цифр, ни о чем мне не говорящих.
Фантом, оставляющий после себя вполне реальные, хоть и непонятные послания, был мне в новинку, и потому я сделал вывод, что пассажиры стали жертвами какого-то мощного гипноза, что, впрочем, не объясняло появления мистера Странника и его рассказ обо мне.
Трясясь по проселочной дороге в почтовой карете, я поймал себя на том, что думаю только о таинственной записке и пытаюсь понять ее смысл. Хорошо ли это или, напротив, очень плохо, но, видимо, я был создан Богом не для быта и повседневности будней, и впереди меня ждало нечто весьма опасное, но от этого еще более интересное.
И я был готов.
* в данном случае — Ирландия
** конферансье (фр.)
*** Wanderer — странник (ирл.)
Страница четвертая.
Рождественское чудо.
Приближались холода. Настоящие, с метелями и морозами, свистом ветра в трубах и сугробами за окном. В Лондоне такого не увидишь, а здесь, на севере страны, снежные завалы не редкость, а скорее явление обычное. Будучи ребенком, я любил катать сестер на санках по заднему двору и в тайне мечтал, чтобы отец покатал меня, но он постоянно был чем-то занят. Мама сама пекла ароматное медовое печенье и стягивала с нас сырые от снега варежки. Да, зима на севере — совершенно особое время года, и все же я вновь отправлялся в путь, не дожидаясь, пока дороги станут малопригодными для путешествий.
— Ты не останешься на Рождество, Джон? — глаза Маргарет всегда быстро наполнялись слезами. Младшая из трех моих сестер напоминала эльфа — светлые волосы и хрупкая фигурка не встречались более ни у кого из Найтингейлов, изящные черты достались Маргарет от бабушки по линии Уильямсов. Я очень любил сестру, однако, как сумел, объяснил ей, почему не могу остаться. С матерью было проще, ведь никто лучше нее не чувствовал, что со мной происходит. Она лишь попросила беречь себя и возвращаться скорее.
Ближайшим поездом я отправился в Лондон, что был первой остановкой на пути во Францию, где я надеялся найти ответ на загадку, оставленную мне таинственным мистером Вандерером.
Итак, я, Джон Фредерик Найтингейл, снова начинаю свой дорожный дневник, и это четвертая запись, которую я назвал "Рождественское чудо".
Ритм большого города, как биение родного сердца, захватил меня с первых же минут, и в груди защемило от переполнившего ее чувства счастья. Вокзал "Виктория" едва вмещал в себя шумную людскую толпу, что в преддверие праздников прибывала в столицу и, наоборот, покидала ее. Я с трудом пробрался к выходу и вдохнул пропитанный паровозным дымом, гарью и сыростью воздух Лондона, по которому тосковал. Жаль, что не получится задержаться надолго — интуиция и, как ни странно, простое человеческое любопытство звали меня вперед, нужна была лишь пара дней отдыха. И вкусные французские булочки от мадам Деларош.