— А как вы провезете через кордоны и границы все ваши чемоданы с бумагами и газетами? Они ведь поопаснее гремучей ртути. Их конфискуют при первом же таможенном досмотре.
Чтобы обеспечить сохранность и неприкосновенность бесценного груза, американского гражданина Джона Сайласа Рида возвели в ранг советского консула в Нью-Йорке.
Рид, очень гордый этим назначением, ходил по Питеру и говорил всем знакомым:
— Вы слышали? Я — консул. Имею право заключать браки. Терпеть не могу брачную церемонию! Буду просто говорить жениху и невесте: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
20 января Джек проводил в далекий путь, на родину, жену. Луиза Брайант получила в качестве охранной грамоты удостоверение дипломатического курьера, что действительно избавило ее в дороге от многих затруднений.
Через два дня открылся III Всероссийский съезд Советов. Рейнштейн, Рид и Вильямс получили приглашения и пропуска на все заседания. Между собой друзья решили, что на съезде выступит только Вильямс. Но когда Вильямс, передав делегатам приветствия от имени американских социалистов, сошел с трибуны, Рид понял, что он тоже должен сказать несколько слов. Они жгли ему грудь, эти слова. Не высказав их, он не мог уехать…
Рейнштейн встал и сказал громко по-русски:
— Товарищи делегаты! Товарищ Джон Рид — американский социалист. На днях он возвращается на родину, чтобы предстать перед лицом буржуазного суда. Он просит слова…
И Джон Рид растерялся, как не терялся, должно быть, никогда в жизни. Тысячи делегатов: матросы из Кронштадта, рабочие с Путиловского и Гужона, бородатые крестьяне из северных губерний, солдаты-окопники стоя приветствовали его бурными аплодисментами! Быть может, только единицы из них знали его лично, но это не имело значения. Для делегатов, собравшихся в этот зал со всех концов революционной России, он был представителем борющихся рабочих далекой Америки. Они не знали его, но они хорошо знали, каким мужеством нужно обладать, чтобы добровольно предстать перед судом буржуев.
Джон Рид поднял голову… В зале стало тихо. Медленно, уверенно, тщательно взвешивая каждое слово, Джон Рид произнес всего несколько фраз:
— Я торжественно клянусь, что, вернувшись в царство капитала, расскажу всем правду о победе пролетариата в России.
Я расскажу о героях и мучениках революции и о новом государстве, которое вы строите… И я торжественно клянусь отдать себя всего делу рабочего класса!..
Когда он кончил говорить, снова вспыхнула овация. И Джон Рид видел собственными глазами, как вместе с другими делегатами ему аплодирует Ленин…
В начале февраля Джон Рид выехал из Петрограда, но только 28 апреля сошел на берег в Нью-Йоркском порту. Едва лишь сделал несколько шагов по родной американской земле, как на плечо ему легла тяжелая рука…
Двое… Высоких, угрюмых, с бычьими загривками и колючими глазами. Блеснули значки за отворотами пиджаков.
— Вы нам нужны, мистер Рид.
Восемь часов одиночества в полутемной комнате с единственной мебелью — деревянной скамьей и урной для окурков. А там, за стеной, двое и еще другие, новые, роются в его вещах. Наконец:
— Можете идти…
Слова бесполезны. Газеты, листовки, блокноты — все до последнего листка остается у этих, с бычьими шеями. А у него — только то, что в сердце, что нельзя отнять…
АМЕРИКА РАЗЛЮБЛЕННАЯ И ЛЮБИМАЯ
Джон Рид опоздал на первый суд над «Мэссиз» ровно на один день. Он должен был поспеть вовремя, но американский консул в Христиании не дал ему визу — по указанию Государственного департамента. Причина была ясна: правительство не желало, чтобы американский социалист представлял в США интересы Советской страны, чье правительство оно не признавало за законное[20]. Когда визу, наконец, дали, Риду пришлось больше месяца ждать первого судна, следующего в Нью-Йорк.
В стране царила военная истерия. Неистовствовала патриотическая горячка. Толпы вооруженных хулиганов линчевали уоббли, сжигали помещения ИРМ, мазали по ночам желтой краской дома граждан, о которых было известно, что они не одобряют войну. Рабочих, отказывавшихся подписываться на займы «свободы», вышвыривали с работы. В Чикаго уже начался процесс над сто одним активистом ИРМ, в том числе и Биллом Хейвудом.
«Мэссиз» был официально запрещен. С большим трудом удалось наладить выпуск журнала под новым названием — «Либерейтор» («Освободитель») Судебное обвинение было предъявлено Джону Риду, Максу Истмену, Флойду Деллу, Мериллу Роджерсу, Арту Юнгу, Джозефине Белл, Генри Глинтенкампу. Им приписывали заговор с целью мятежа в армии и флоте, публикацию статей и рисунков, направленных против призыва новобранцев. Первая часть обвинения была отведена судьей, но вторая осталась. Обвиняемым по закону о шпионаже грозили двадцатилетнее заключение и штраф в десять тысяч долларов.
20
США были последней из великих держав, признавших СССР. Это произошло лишь в 1933 году, когда президентом страны стал Франклин Д. Рузвельт.