Андрей Кистяковский, начало 80-ых
С конца 1970-х стал участвовать в работе основанного в 1974 году А. И. Солженицыным на гонорары от издания «Архипелага ГУЛАГ» Русского общественного фонда помощи политзаключенным и их семьям, распорядителем которого в СССР с 1977 года был С. Д. Ходорович. После ареста в апреле 1983 года Ходорович назначил Кистяковского своим преемником. 18 мая 1983 года Кистяковский объявил о том, что вступил в распоряжение фондом. Подвергся обыскам, угрозам и избиению.
Последние годы жизни тяжело болел, но успел завершить перевод книги Дж. Р. Р. Толкиена «Хранители».
Переводчик Владимир Сергеевич Муравьев
Российский филолог, переводчик, литературовед. Отец религиоведа А. В. Муравьёва, сын И. И. Муравьёвой, пасынок Е. М. Мелетинского и Г. С. Померанца.
Окончил филологический факультет МГУ (1960), диплом писал по Тынянову и формалистам, затем переключился на англистику. C 1960 годов и до смерти работал во Всероссийской государственной библиотеке иностранной литературы: сначала — библиографом, затем — заместителем главного редактора бюллетеня «Современная художественная литература за рубежом». С 1993 года вернулся к библиографической работе в отделе комплектования ВГБИЛ.
Автор двух книг о творчестве Джонатана Свифта, статей об английской классической и современной литературе — в частности, одной из первых на русском языке статей о творчестве Джона Рональда Руэла Толкиена («Толкьен и критики»; в журнале «Современная художественная литература за рубежом», 1976, № 3). Подготовил в 1984 году диссертацию, но не защитил.
В начале 1970-х годов Владимир Муравьёв занимался в семинаре по художественному переводу Евгении Калашниковой и Марии Лорие. Работа Муравьёва-переводчика началась с нескольких произведений Фланнери О’Коннор и Мюриэл Спарк, среди других его работ — романы Шона О’Фаолейна, «Альгамбра» Вашингтона Ирвинга, произведения О.Генри, Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, Уильяма Фолкнера, Ивлина Во и др. Однако наиболее известна его работа над трилогией Толкиена «Властелин колец» (совместно с Андреем Кистяковским); соавтор Муравьёва умер в ходе работы над книгой, и Муравьёв завершал перевод в одиночку. Этот перевод стал первым опубликованным в СССР (первая часть — 1983) и считается наиболее высокохудожественным, хотя и подвергается критике поклонников Толкиена за различные вольности и отступления от буквы подлинника.
Помимо англистики и переводов Муравьев занимался и русистикой (писал энциклопедические статьи по Чаадаеву, Леонтьеву и утопизму). В юности был близко знаком с А. А. Ахматовой, написал воспоминания об этом знакомстве, опубликованные Фонтанным домом в 2001 году.
Владимир Муравьёв участвовал в диссидентских кружках рубежа 1950-1960-х годов, был близким другом (а с 1987 года — и крёстным отцом) Венедикта Ерофеева — одним из тех, у кого хранилась рукопись поэмы «Москва — Петушки».
«Толкиен оставил подробные рекомендации, что и как переводить»
19 декабря — российская премьера "Хоббита". В России существует множество вариантов переводов трилогии «Властелин колец», а почитатели Толкиена все никак не могут договориться, какой из переводов лучше, какой более соответствует замыслу англичанина. Мы решили поговорить о самых первых переводах, неожиданно появившихся в книжных магазинах еще в советские времена, c Алексеем МУРАВЬЕВЫМ — сыном одного из первых переводчиков этой книги Владимира Муравьева. Как они создавались, почему их не запретили и как возникла сама идея перевести книгу, которую читает и перечитывает уже не одно поколение людей
Алексей Муравьев (р. 1969) — российский историк и религиовед. Кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории Российской Академии Наук, секретарь редакционной коллегии журнала «Христианский Восток». Сын переводчика и литературоведа Владимира Муравьева — автора перевода трилогии «Властелин колец» Джона Роналда Руэла Толкиена (совместно с А. Кистяковским).
— Какова, на ваш взгляд, судьба произведений Толкиена и рецепция его творчества в России?
— Толкиен прежде всего популярен в англо- и германоязычном мире. Германцы, кельты и англосаксы воспринимают его книги как определенного рода литературную игру со своим культурно-мифологическим достоянием. Что касается России, то тут нет прямой отсылки к мифологическому прошлому. С нашим славянским тезаурусом играют другие. По литературному и философскому качеству наше отечественное доморощенное фэнтези хуже, чем Толкиеновское, в нем нет результата рефлексии прожитого XIX — начала XX века (в частности, войны), но что-то оно отражает. Чем лучше мы представляем контекст, тем лучше понимаем, что хочет сказать Толкиен.