И после этих слов Арагорн вошел в Дом Королей на Улице Молчания и возлег на ложе, приготовленное для него. Там он простился с Элдарионом и передал ему крылатую корону Гондора и скипетр Арнора; затем все оставили его, а Арвен встала у его ложа. И вся ее мудрость и знатное происхождение не смогли сдержать мольбы к нему остаться еще немного. Ее дни не томили ее. Так вкусила она горечь взятой на себя смертности.
— Госпожа Ундомиэль, — сказал Арагорн, — воистину труден этот час, но ведь он был предрешен в день, когда мы встретились под белыми березами в саду Элронда, где теперь никого не встретишь. И на холме Керин-Амроте, отвергнув и Тьму, и Сумерки, приняли мы эту судьбу. Подумай же, о возлюбленная, действительно ли ты хочешь, чтобы я ждал, покуда не иссохну и не упаду со своего высокого трона, беспомощный и потерявший рассудок. Нет, госпожа, я — последний из Нуменорцев и последний Король Предначальных Дней; и мне дана не только жизнь длиною втрое против людей Средиземья, но и милость уйти по желанию и вернуть дар. Теперь я засну.
Я не утешаю тебя, ибо такая боль безутешна на кругах этого мира. Но последний выбор — перед тобой: раскаяться в своем решении — и уйти в Пристанища, и унести на Запад память о прожитых нами днях, которая будет там вечноцветущей, но всего лишь памятью; или же покориться Року Человеческому.
— О нет, возлюбленный государь, — отвечала она, — этот выбор давно сделан. Нет теперь корабля, который мог бы унести меня туда, и я воистину должна покориться Року Человеческому, хочу я этого или нет, — гибели и молчанию. Но послушай, Король Нуменорцев: только теперь поняла я историю твоего народа и его падения. Я смеялась над ними, презренными безумцами, но теперь мне жаль их. Ибо если воистину, как говорят Элдары, таков дар Единого Людям, его горько принять.
— Похоже, это так, — отвечал он, — но не будем повержены последним испытанием мы, издавна отвергшие Тьму и Кольцо. В печали разлучаемся мы, но не в отчаянии. Ибо, пойми! — мы не прикованы навечно к кругам этого мира, и за ними есть больше, чем память. Прощай!
— Эстель, Эстель! — вскричала она, и, поцеловав ей руку, Арагорн погрузился в сон. Великая красота раскрылась тогда в нем, и в изумлении смотрели на него люди, ибо видели слитые воедино красу юности, доблесть зрелости и мудрость и величие его лет. И долго лежал он там, образ великолепия Королей Человеческих, в славе, незатемненной до конца света.
А Арвен вышла из Дома; сияние глаз ее потухло, и людям казалось, что она стала печальной и холодной, как наступление беззвездной зимней ночи. Затем она простилась с Элдарионом, с дочерьми и со всеми, кого любила, и, покинув город Минас-Тирит, отправилась в земли Лориэна и жила там одна под увядающими деревьями до прихода зимы. Галадриэль ушла, и Келеборн тоже ушел, и земля молчала.
Там наконец, когда опадали листья мэллорна, но весна еще не настала, она прилегла отдохнуть на Керин-Амроте; и там будет ее зеленая могила, покуда мир не изменится, и пришедшие после люди не забудут окончательно дни ее жизни, и эланор с нифредилью не перестанут цвести на востоке от Моря.
Так завершается это сказание, как дошло оно до нас с Юга, и с кончиной Вечерней Звезды ничего больше не будет сказано в этой книге о тех стародавних днях.