Следует сразу же заметить, что подобная интерпретация носила весьма вольный характер. В угоду своей концепции двойственной философии Толанд допускал явную натяжку в истолковании Парменида, отождествлял по существу его «сообразно истине» с эзотерическим, а «сообразно мнению» с экзотерическим учением. Но как и при истолковании учения Пифагора, так и в данном случае Толанд опирался на определенный историко-философский феномен. Как указывают многие исследователи античности, ранних греческих мыслителей действительно отличало двойственное отношение к философской мудрости: «С одной стороны, мудрость, которую они раскрывают для всего общества, не заключает в себе ничего сверхъестественного, заслуживающего того, чтобы из нее сделать (по примеру Пифагора и его школы) священную тайну. С другой стороны, они полагают, что мудрость — это нечто необыкновенное, недоступное „большинству людей“, чуждое им» (37, 31). Таким образом, не только Пифагор (последний рассматривал познание как своеобразное таинство, к которому могут быть приобщены одни посвященные), но и такие мыслители, как Парменид, Гераклит, Демокрит, признавали особую природу философского знания. Учитывая это, можно признать, что концепция Толанда имела некоторые основания, по крайней мере по отношению к названным греческим мыслителям.
Однако, согласно Толанду, использование экзотерической и эзотерической философии типично, как уже отмечалось, для всей античной философии, а не только для ее ранних представителей. Не случайно поэтому, что в качестве одного из последовательных сторонников двойственной философии Толанд приводит Аристотеля. Ссылаясь на Климента Александрийского и Авла Геллия, а также на другие источники. Толанд утверждает, что великий греческий мыслитель имел двоякого рода «книги и знания» — общедоступные и предназначенные для наиболее близких учеников и друзей философа.
Необходимо признать, что Толанд и в этом случае опирался на реальный исторический факт. В философской школе Аристотеля — Ликее — действительно практиковались две формы обучения Первая — экзотерическая — была доступна всем и включала изучение риторики, теории ораторского искусства, пользовавшегося большой популярностью у древних греков и римлян. Вторая — эзотерическая, или акроаматическая, — была рассчитана на достаточно подготовленных слушателей и включала изучение физики, метафизики и диалектики. Экзотерические занятия проводились по вечерам, тогда как эзотерическим посвящались утренние часы. Но вряд ли можно согласиться с Толандом, который превращал акроаматику Аристотеля в «тайное учение», уподобляя «эзотериков» членам пифагорейского религиозно-политического союза, от которых требовалось строжайшее соблюдение не подлежащих огласке предписаний и наставлений (см. 4, 1, 323).
Вызывает возражение и стремление Толанда приписать «двойственную философию» Платону и его последователям, так называемым академикам. Как отмечает В. Ф. Асмус, некоторые сочинения Платона по сложности содержания «принадлежат к числу труднейших произведений мировой философской литературы» (18, 29). Учение, излагаемое в них, не свободно от противоречий, открывающих возможность для различного толкования. Однако было бы неправильно, исходя из этого, зачислять отдельные труды афинского философа в разряд эзотерических сочинений, имеющих какой-то скрытый смысл.
Вслед за Платоном и Аристотелем эзотерическое учение Толанд находит у стоиков, представителей одного из главных течений грекоримской философии. Они были слишком проницательны, пишет Толанд о стоиках, чтобы понимать в буквальном смысле религиозные мифы, и в то же время слишком осторожны, чтобы отрицать их как бессмыслицу. Поэтому «в целях самосохранения» они придавали мифам свой собственный смысл, но делали так, чтобы со стороны нельзя было утверждать, будто они отвергают «общепринятую религию» (4, 1, 341). Думается, что и здесь Толанд допускает ошибку. Противоречивость взглядов стоиков на религию, которая действительно имела место, Толанд трактовал в духе двойственной философии, усматривал у стоиков стремление к сохранению тайны «в своей среде», к использованию различных «уверток» для маскировки своего учения. (Любопытно, что аналогичное стремление Толанд приписывал и идейным противникам стоиков — эпикурейцам. См. там же, 326.)
Погрешности, допущенные Толандом в истолковании античных мыслителей, безусловно, снижают ценность «Клидофоруса» как историко-философского исследования. Но за этими погрешностями усматривается вполне определенная цель — доказать, что использование греческими и римскими философами экзотерического и эзотерического учений являлось необходимостью в обстановке, когда от них требовалось скрывать истину, приспосабливаться к «мнению», к традиционным воззрениям. Толанд подчеркивал, что с особой тщательностью приходилось древним философам скрывать «свои настоящие суждения о божественной природе» (там же, 338). Не желая прослыть безбожниками и навлечь тем самым на себя гнев священников, а также не решаясь настроить против себя толпу, которая обычно шла на поводу у священников, философы или уклонялись от ответа на вопрос о природе богов, или прибегали к аллегориям и метафорам. «Сколько бы я мог привести примеров, подтверждающих эту мысль!» — восклицал Толанд (там же, 340).