Глубокие диалектические идеи о неразрывной связи материи и движения, о развитии природы и общества были высказаны русскими революционными демократами XIX в. Так, например, А. И. Герцен писал: «Жизнь природы — беспрерывное развитие, развитие отвлеченного, простого, неполного, стихийного в конкретное, полное, сложное... это диалектика физического мира» (25, 1, 124).
Мы отнюдь не собираемся утверждать, что все перечисленные выше мыслители испытали на себе непосредственное влияние Толанда. Некоторые из них не были даже знакомы с его «Письмами к Серене», и пришли к идее активности материи, ее самодвижения под воздействием иных источников и предпосылок. Но так или иначе Толанд был в числе первых философов-материалистов, выдвинувших положение о движении как существенном свойстве материи, обогативших учение о материи идеей единства и взаимосвязи движения как способа существования материи с всеобщими формами ее бытия — пространством и временем.
Глава V. «Мышление есть особенное движение мозга»
«Святом семействе» мы читаем: «Материализм — прирожденный сын Великобритании. Уже ее схоластик Дунс Скот спрашивал себя: „не способна ли материя мыслить?“» (1, 2, 142). Эти слова Маркса напоминают о том, что первые попытки материалистического истолкования сознания были предприняты еще средневековыми философами. Речь идет не только о Дунсе Скоте, но и об Уильяме Оккаме, английских номиналистах XIII—XIV вв., которые в противовес господствовавшей религиозно-идеалистической концепции Фомы Аквинского о неотделимости разума от бессмертной и бестелесной человеческой души выдвинули положение, вернее, догадку о том, что мышление является свойством не души, а материи.
В эпоху Возрождения идеи о зависимости сознания от органов тела и телесных процессов высказывались П. Помпонацци, Б. Телезио, Т. Кампанеллой и другими передовыми мыслителями. В трудах же таких ученых, как, например, Леонардо да Винчи, эти идеи стали получать естественнонаучное обоснование.
XVII век принес новое понимание психической деятельности, сознания. Успехи в развитии науки, и механики в первую очередь, привели к преобладанию механистического взгляда на природу и человека. Возник ряд систем механистического материализма, стремившихся охватить все известные тогда области знания. Классическим образцом системы такого рода может служить философия Гоббса. Человек выступает в ней как одно из естественных, или физических, тел, как часть окружающей людей природы. Не только телесные, но и духовные способности человека, или, по выражению Гоббса, «способности души», сводились им к «движению крови и сердца», а также к тому движению, которое производит тот или иной объект в органах чувств, «в мозгу, в животных духах или во внутреннем веществе головы» (26, 1, 444). Поскольку же, согласно Гоббсу, бестелесной субстанции нет и быть не может, постольку дух, душа представляют собой «естественное тело», отличающееся лишь особой тонкостью, невидимостью (см. там же, 499. 2, 403).
Современник Гоббса Декарт, внесший большой вклад в изучение сознания, пошел, однако, по иному пути. Французский мыслитель исходил из наличия двух самостоятельных субстанций: протяженной (материи) и мыслящей (души). В природе безраздельно господствует материальная, телесная субстанция. В человеке же сосуществуют две субстанции: телесная и духовная. И хотя, согласно Декарту, душа нуждается в определенном седалище, которым и является тело, а тело со своей стороны нуждается в душе как в своем руководителе, обе субстанции совершенно не зависят друг от друга и коренным образом отличаются по своим свойствам.
Дуализм Декарта был подвергнут критике Гоббсом, Гассенди и Спинозой. Философы-материалисты решительно отвергли тезис картезианства о субстанциальности сознания. Природа, материя выступала у них единственной субстанцией. При этом Гоббс, как уже отмечалось, считал, что все «способности души» обусловлены в конечном счете «внутренним движением», происходящим в телесных органах. Согласно же Спинозе, мышление является наряду с протяжением атрибутом субстанции. Атрибутивный характер мышления означал, что оно приписывалось Спинозой всей природе, что свидетельствовало о гилозоизме голландского философа. Правда, в отличие от типичных и последовательных гилозоистов, считавших, что и «камень мыслит», Спиноза не приписывал способность ощущения и тем более мышления всем формам материи. Ведущим принципом спинозизма был не гилозоизм, а материалистический монизм. И все же гилозоистический взгляд на природу был выражен Спинозой достаточно определенно: индивидуумы природы «хотя и в различных степенях, однако же все одушевлены» (53, 1, 414).
Против учения о всеобщей одушевленности природы и выступил Толанд. Он подверг критике исходные положения гилозоизма, выявил их несостоятельность. Философы, стоявшие на точке зрения одушевленности материи, отмечал Толанд, делились на разные школы и направления. Например, стоики считали всеобщую жизнь душой мира, сопряженной с материей и насквозь проникающей ее всю и каждую ее часть. При этом душа представлялась стоикам телесным образованием, хотя и бесконечно более тонким, чем все другие тела. Наоборот, у платоников мировая душа «была нематериальна и чисто духовна» (4, 1, 180). Одни гилозоисты, продолжал Толанд, учили, что частицы материи наделены жизнью и способностью непосредственного восприятия. Другие, в том числе и Спиноза, присоединили к этим свойствам способность мышления.
Все эти «сомнительные гипотезы» проистекают, согласно Толанду, из одного и того же допущения, а именно что материя бездеятельна, лишена активности, внутренней движущей силы. Будучи не в состоянии при таком допущении объяснить «фактическое движение», сторонники гилозоизма вынуждены приписывать жизнь, одушевленность всему, что существует в природе. «Но эта мнимая всеобщая одушевленность совершенно не нужна, ибо материя обладает движением сама по себе и реального покоя не существует» (там же). Опровергая гилозоистические воззрения, Толанд отстаивал положение о том, что мыслит далеко не вся материя, что мышление может функционировать только на основе деятельности мозга. «Мы, люди, — писал Толанд, — не осознаем в себе никаких мыслей, когда функции мозга приостанавливаются; мы знаем, что мыслим при помощи мозга, и только его одного; и мы не наблюдаем признаков мысли ни в чем, что лишено мозга, тогда как каждое живое существо, имеющее его, явно обнаруживает своими поступками некоторую степень мышления» (там же, 142).
Приведенные выше слова Толанда взяты из его «Писем к Серене». Много лет спустя в «Пантеистиконе» философ вновь обратился к проблеме сознания, к выявлению природы мышления. «Мышление... есть особенное движение мозга, специального органа этой способности; вернее сказать, оно — некая часть мозга, переходящая в спинной мозг и нервы с их разветвлениями» (там же, 360—361). Здесь, продолжает Толанд, «средоточие души», здесь происходит «движение мыслей и ощущений», которые различаются в зависимости от различного устройства мозга (см. там же, 361). Как видно, взгляды Толанда по интересующему нас вопросу в принципе не изменились. Он по-прежнему подчеркивает неразрывную связь мышления с деятельностью мозга, с функционированием нервной системы. Душа как носительница сознания полностью отождествлялась им с нервами и мозгом, т. е. выступала как неотъемлемая часть человеческого тела. Но каков механизм образования ощущений и мыслей? Как телесные процессы преобразуются в психические?