2. Некоторые из них говорят, что тайны Евангелия надо понимать только в том смысле, как толковали их первые отцы церкви. Но эти толкования настолько разнообразны, настолько сами по себе непоследовательны, что верить одновременно такому множеству противоречий просто невозможно. Сами отцы [церкви] даже предостерегали читателей от того, чтобы полагаться на их авторитет без свидетельства разума, и думали о том, чтобы стать законодателями веры для своих потомков, так же мало, как думаем мы в отношении своих. Более того, поскольку все отцы церкви сами не были писателями, мы не можем по справедливости сказать, что нам известно их подлинное толкование тайн Евангелия. Труды тех, кто что-либо написал, до удивления искажены и подделаны или же не полностью сохранились. А если и сохранились, их смысл гораздо более темен и полон противоречий, чем слова Писания.
3. Другие говорят нам, что мы должны придерживаться мнений некоторых определенных докторов, авторитетом церкви объявленных ортодоксами. Но мы, ни в коей мере не удовлетворенные ни одним авторитетом такого рода, видим, что эти самые определенные доктора так же не могут согласиться между собой, как и весь синклит отцов церкви, и трагически протестуют против происков и заблуждений друг друга; что они так же неблагоразумны, вспыльчивы и нетерпимы друг к другу, как остальные люди; что они по большей части чрезвычайно легковерны и суеверны в религии, а также до сострадания невежественны и поверхностны в простейших правилах литературы. Короче говоря, что у них такой же характер и такая же природа, как и у нас самих, и что им по сравнению с нами небо не предоставило никаких привилегий, возвышающих их над нами за исключением того, что они родились раньше, — если, конечно, считать это за привилегию, с чем, вероятно, согласятся очень немногие.
4. Некоторые отдают право решающего голоса в раскрытии тайн и толковании Писания вселенскому собору, а другие — одному человеку, которого они считают главой всей церкви на земле и непогрешимым судьей во всех спорах[31]. Но мы полагаем, что такие соборы существовать не могут, а если бы и могли, то их влияние было бы не больше, чем у отцов церкви, ибо такие соборы состоят из подобных отцам и других лиц, в общем и целом также подверженных ошибкам и страстям. И кроме того, для решения своих трудностей мы не можем прибегать как к постоянному правилу к чуду, совершаемому милосердием бога, которое ныне наблюдается реже, чем мирские игры древних времен[32]. Что же касается единого судьи всех споров, то, по нашему мнению, никто, за исключением людей, сильно предрасположенных к этому благодаря своим интересам или воспитанию, не может по-настоящему серьезно воспринимать это химерическое высшее руководство и этих монстров непогрешимости. В Библии мы нигде не читаем о таких полномочных судьях, назначенных Христом, чтобы они его замещали. А разум открыто объявляет их бесстыдными узурпаторами. В конечном же счете вплоть до сего дня между их властью и властью соборов не проводится по существу различия жалкими почитателями обоих.
5. Ближе к истине подходят те, кто утверждает, что мы должны придерживаться установлений Писания в отношении этих вопросов; и если правильно понимать данное утверждение, то истиннее его ничего нет. Но обычно в нем скрывается двусмысленность, и многие из тех, кто его применяет, вкладывают в него смысл, ничего общего не имеющий с его истинным значением. Ибо они либо делают так, что Писание начинает высказываться в соответствии с той или иной ложной философией, либо всеми правдами и неправдами подчиняют его громоздким системам и требникам своих различных сект.
6. Некоторые хотят заставить нас всегда верить буквальному смыслу слов Писания, почти или вообще не обращаясь к разуму, который они отвергают как непригодный для применения в отношении богооткровенной части религии. Другие утверждают, что мы можем использовать разум как орудие, но не как основание на шей веры. Первые заявляют, что некоторые тайны могут быть — или по крайней мере кажутся — противоречащими разуму, но тем не менее их следует признавать согласно вере. Вторые — что ни одна тайна не противоречит разуму, но что все они недоступны ему. Обе эти группы, исходя из разных принципов, согласны в том, что разум может исследовать некоторые догматы Нового завета только для того, чтобы доказать их богооткровенную природу, и что они все же являются тайнами в прямом и истинном смысле этого слова.
7. Мы, напротив, утверждаем, что разум является единственным основанием всей несомненности и всё, что дано в божественном откровении, будь то способ совершения, образ действия или само существование чего-либо так же не исключается из его изысканий, как и обычные явления природы. Вследствие чего мы тоже считаем, как указано в заголовке данного трактата, что в Евангелии нет ничего противоречащего разуму и ничего недоступного ему и что ни один догмат христианства не может быть назван непостижимой тайной в прямом и истинном смысле слова.
1. ...Проблемы, на которые распадается данный вопрос, располагаются в соответствии с тем порядком, который я намереваюсь соблюдать и который заключается в следующем: сначала показать, что понимается под разумом и каковы его свойства; затем доказать, что ни один догмат Евангелия не противоречит разуму; после этого выявить, что ни один из них к тому же не является недоступным разуму и, следовательно, ни один не является непостижимой тайной.
2. Начнем с первого, а именно с разума. Мне представляется очень странным, что люди вообще могут нуждаться в определениях и объяснениях того, при помощи чего они определяют и объясняют все остальное, или что они не в состоянии достичь согласия в отношении того, чем все они — как они сами утверждают — по крайней мере в некоторой степени обладают и что составляет их единственную привилегию по сравнению с животными и неодушевленными существами, на которую они претендуют. Но мы на опыте обнаруживаем, что слово «разум» стало таким же двусмысленным и расплывчатым, как и любое другое, хотя все, кого не волнует тщеславное стремление к оригинальности и не подзадоривает желание поспорить, в глубине души придерживаются в отношении него одного мнения. Я рассмотрю здесь данный вопрос со всей краткостью, на которую способен.
3. Ошибаются те, кто принимает за разум душу, рассматриваемую абстрактно. Ибо, подобно тому как общей идеей золота является не гинея, а любая монета, имеющая определенную стоимость и соответствующее ей внешнее оформление, так и разум — не сама, душа, а душа, действующая определенным и особым образом. В равной мере заблуждаются те, кто считает разумом тот порядок, связь или отношение, которые естественно существуют между всеми явлениями. Ибо не они, а мысли, которые душа образует относительно явлений в соответствии с существующей между ними связью, отношением и т. д., могут по справедливости претендовать на такое название. Не больше преуспевают и те, кто называет этим словом свои собственные наклонности или авторитет других. Но более ясное представление о том, что такое разум, будет получено из следующих ниже соображений.
4. Каждый знает на опыте, что обладает определенным свойством или способностью образовывать различные идеи или восприятия вещей, выражать утверждение или отрицание в зависимости от того, согласуются ли они, по его суждению, между собой или не согласуются, и тем самым любить и желать то, что кажется для него хорошим, и ненавидеть и избегать то. что ему представляется злым. Правильное использование всех этих способностей мы и называем здравым смыслом или, вообще говоря, разумом. Однако один акт восприятия идей умом — происходит ли это путем проникновения в него чувств, например цвета, фигуры, звука, запаха etc., или же эти идеи будут простыми действиями души в отношении того, что она как простое сознание таким образом получает извне, например знание, утверждение, отрицание, без какого-либо дальнейшего их рассмотрения, — повторяю, один этот акт восприятия таких идей умом сам по себе, строго говоря, не является разумом, потому что душа при этом остается совершенно пассивной. Когда соответствующий объект подобающим образом представлен глазу, уху или какому-либо другому органу чувств, обладающему необходимым для данного случая восприятием, он необходимо производит такие впечатления, воспринять которые ум в то же самое время не может отказаться. И мы обнаруживаем, что он не может также и воздержаться от осознания своих собственных мыслей или действий относительно данного объекта. Так, когда глаза у меня не болят и я держу их открытыми, как сейчас, у меня не только возникает идея картины, которая находится передо мной, но я также знаю, воспринимаю и утверждаю, что вижу ее, изучаю ее, она мне нравится, я хотел бы ее иметь. И тем самым я образую или, скорее, подобным образом я впервые образовал идеи знания, восприятия, утверждения, отрицания, изучения, хотения, желания и идеи всех остальных действий ума, которые, таким образом, вызываются предшествующими им впечатлениями чувственных объектов.
32
По-видимому, речь идет об Олимпийских играх, которые проводились в Древней Греции каждые четыре года.