— Вот такой у нас, Сан Саныч, Евгений Семёнов — радиотехнический и спортивный гений, — обратился он к стоящему рядом мужчине. — Мы пройдём?
— Куда же от вас деться? — вздохнул я. — Проходите. Чаю поставить?
— Поставь.
— Разувайтесь только. А то взяли моду в обуви грязной по новому паркету шастать.
— Может, и тапочки войлочные выдашь?
— Сами возьмите. Глаза невысохли? Вон тапочки лежат, — я ткнул пальцем. — аж десять пар.
Ирина Григорьевна навела мне порядок и даже протёрла мокрой тряпкой пол, но я всё равно собирался делать мокрую уборку и бубнел сейчас ради бубнежа.
— Откуда у тебя столько тапочек? — удивился следователь-куратор.
— Роман Григорьевич где-то раздобыл, как увидел, что вы мне с полами устроили…
— А что мы устроили? — удивился гэбэшник.
— И вы ещё спрашиваете? Пошли, покажу. Хотя… Вот, вот, вот, — показал я царапины. — А в зале вообще страшно смотреть на ваши «косяки».
Мы прошли в зал, и я показал «косяки».
— Это всё затирается мастикой, — отмахнулся следователь. — Познакомься вот, Евгений. Это Александр Александрович Рамзин, — твой куратор по линии радиотехники.
— Ёшкин кот, — подумал я. — Сан Саныч! Собственной персоной!
Забыл я про этого человека в теперешнем времени, честное слово. И понял, почему именно его подвели под меня. Ну, а кого, ещё? Ведь Рамзин был не только радиотехническим контрразведчиком, он был ещё и начинающим каратистом.
Я всмотрелся в лицо человека, с которым мы много раз спорили в будущем и, скорее всего, будем спорить и в настоящем. О принципах каратэ спорили. Друзьями мы с ним в том будущем так и не стали, по причине того, что он там, как и здесь, был старше меня на целых двенадцать лет и в девяностые годы стал и в каратэ, и в общественной жизни города «птицей» слишком «высокого полёта».
В девяностые Рамзин учился карате у самого Канадзавы, боготворил его и достиг аж восьмого дана и звания «профессора каратэ». Я же в Японию не выезжал и начинал постигать боевое искусство у советского мастера каратэ — Жирикова Александра Андреевича, прошедшего многолетнюю подготовку в одной из московских секций каратэ стиля Сито-рю под руководством японского мастера Сато Тэцуо, а в семьдесят пятом году открывшем свою секцию каратэ в городе Артёме. Жириков станет приверженцем самого распространённого в мире стиля — Сётокан. Как и я, собственно.
И буду я ездить в Артём с семьдесят шестого, по восемьдесят третий год три раза в неделю на электричке, и в жару и в холод, и в дождь, и в снег. Пока каратэ в СССР не запретят. Александр Андреевич станет первым председателем федерации каратэ Приморского края. Но это будет в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Да-а-а…
В принципе, я к концу жизни «наигрался» в каратэ от души, и в последнее время преподавал некий «микс файт», адаптированный для рукопашного боя и поединков смешанных стилей. Но базу каратэ не забывал и давал её особо продвинутым ученикам в виде стоек, закамуфлированных под упражнения для растяжек.
Может быть именно сейчас, человек, который в дальнейшем станет занимается подготовкой первых совместных антитеррористических групп МВД–КГБ, был мне и нужен?
Об этом успел подумать я, пока наливал в электро-кофеварку воду, включал её в розетку, резал хлеб, колбасу, мазал на хлеб масло, в общем — делал бутерброды. Заварка была свежей, утренней и её, как я убедился, заглянув в заварник, было достаточно.
— Даже и не знаю, что вам сказать, товарищ, э-э-э, следователь. Зачем мне какой-то куратор? Я что, преступник?
— А зачем преступнику куратор? — деланно удивился «следователь». — Преступнику нуден следователь и суд. А куратор нужен гражданам, которые могут пойти не по той дорожке. Вот вы с гражданином Семёновым едва не стали преступниками, а если бы был у вас куратор сразу, глядишь и не подставились бы под статью.
— Я, что, теперь буду работать под контролем, как радистка Кэт? Но я ведь не занимаюсь радиоделом, как таковым. У меня нет радиопередатчика. У меня нет даже «волшебной лампы 6П3С», без которой не возможно собрать радиопередатчик.
— НЕ поверю, что такой выдумщик, как ты, не соберёт радиопередатчик на транзисторах, — вдруг вставил Рамзин. Например, на тех, что вы сняли с прибора «свой-чужой»… «П шестьсот пятых»…
Я вздрогнул. А ведь и правда. Этот мощный транзистор как раз подойдёт для сборки радиопередатчика. Плохонького, но да. До какой-нибудь подлодки, зашедшей в нашу зону, может и «дострелить». Но это если их — штук десять — каскадом поставить.
— Но, зачем? — по-настоящему удивился я. — «Вошебные» лампы не такая уж и редкость. Наверное…
— Правильная оговорка, — улыбнулся Рамзин. — Ну, что, пожмём друг другу руки? Не знаю, как тебе, а мне лично знакомство с тобой будет очень полезным. Я тоже радиолюбитель и у меня нет специального образования.
— Да? — я удивился. — А как же вы будете меня «курировать»?
— Ну… Все-таки, я кое-что понимаю в радиосхемах.
— Кое-что… Хм! Понятно. Сразу предупреждаю, — пожимаю руку и говорю, — обучать ничему не буду и объяснять тоже. Нафиг-нафиг…
— Ну, почему ты такой грубый, Евгений, и неуважительный. Мы же, всё-таки, шпионов ловим. Ты патриот своего государства?
— Я патриот своего государства, — ответил, нахмурясь, — но мой патриотизм выражается в том, что я хорошо учусь и готовлюсь приносить пользу своей Родине, когда вырасту, а вы мне всячески мешаете учиться и развиваться. Был бы я кормящей матерью, у меня бы уже давно молоко скисло или вообще пропало. А так у меня киснет и портится характер. И вы добьётесь, таки, что я, когда вырасту, уеду жить в Израиль. На родину предков.
Лица обоих «гэбэшников» вытянулись и тоже мгновенно «скисли». Я, не чувствуя дыхания, посмотрел на них и пошёл на кухню. Пока они пытались снова научиться дышать, я принёс из кухни чайники, кружки, бутерброды.
— Всё? Очухались? — спросил я безжалостно. — А что вы хотели? С 1971-й по 1974-й год СССР покинули десятки тысяч советских граждан еврейской национальности. Это говори даже не Голос Америки. Это наша статистика. А я чем хуже?
— Кхе-кхе! — откашлялся следователь. — А ты, Женя, разве, еврей?
— Я, еврей, или нет — не знаю, а вот Евгений Семёнович — точно еврей. Раз является потомком Семёнова Якова Лазаревича.
— Кто сказал? — удивился следователь.
— В смысле, «кто сказал»? — удивился я. — Там же в документах вся его родословная. Метрики его рождения, отца, деда, прадеда.
Следователь стукнул себя по лбу.
— Точно, млять! Что ж мы не изъяли всё сразу⁈
— А на каком основании? Это не те бумаги, которые можно изъять. Хе-хе-хе…
Следователь недовольно посмотрел на меня.
— Ладно, умник, чем занимался, что не хотел отвлекаться на звонки Чем тарабанил?
Я улыбнулся.
— Это вы через три комнаты и закрытую двойную дверь слышали? — спросил я.
— Не умничай, говорю, и не зли меня, — следователь что-то действительно «окрысился».
— Я просто спрашиваю, — пожал плечами, — потому что я действительно колотил аж на первом этаже, а оттуда на лестничной площадке слышно быть не должно. А если слышно, значит, что-то не так. Надо проверить…
— Евге-е-ни-ий, — угрожающе протянул «следователь».
— Макивару я приколачивал к стене, — сказал я, незаметно косясь на Рамзина.
— Чего-чего⁈ — нахмурился «следователь». — Что за «макивару»?
— Это такой снаряд, типа мешка боксёрского. По ней японцы бьют руками и ногами.
Следователь и Рамзин переглянулись.
— Покажешь? — спросил последний. — Я увлекаюсь единоборствами, а ты, я понимаю,говоришь о японском каратэ?
— Да, пошли, — небрежно сказал я.
[1] Приходите в мой дом (Круг Михаил) — https://youtu.be/YnUGfvB4ERw
[2] Танька (Трофимов Сергей) — https://youtu.be/Xwns7VoJiG8
[3] По самому по краю (Трофимов Сергей) — https://youtu.be/-JlDKm812eI
[4] Ты мой свет (Трофимов Сергей) — https://youtu.be/dc86cCGetRo