— Кушай, -сказал он, усаживаясь на своё место. — Не стесняйся. Никто не спросит за съеденное и выпитое.
И я покушал без стеснений, так как понимал, что съем на рубль, а спросят, всё равно в полной мере. Налегая в основном на крабов и креветок с медведками, я не вслушивался в тихий разговор, пока кто-то не воскликнул где-то рядом со мной:
— А чо этот твой музыкант, Карп, всех наших крабов поел, а так ничего и не сыграл. Не по-человечьи это.
— Ты, что, Тёма, крабов пожалел? — засмеялся Хозяин пирушки.- Что ж ты их не кушал, пока Евгения не было? Мы ж час как уже сидели…
— Да, я, как-то, не думал, что всё вдруг закончится, когда придёт этот кент, — заблеял «Сёма», на которого я и смотреть не хотел, так мне стало страшно. Он, наверняка, нарывался на стычку, а я, вдруг оказалось, к такой стычке был не готов. Слишком неожиданно он на меня «наехал». Не был я ни разу на бандитских «гульбищах», но был наслышан про них и заранее напуган.
— Эх, ты, Тёма-Тёма… Испортил всю малину. Вот как теперь, Евгения просить что-нибудь сыграть? Он ведь может подумать, что мы его за крабы спрашиваем, что он съел.
Толпа «синих», сначала затихшая, заржала и загыгыкала, переводя взгляд с меня на Карпа. Увидев обычные человеческие лица, я опомнился и улыбнулся.
— Я сожалею, что ваш гость, уважаемый хозяин торжества, так и не попробовал крабов и готов заказать их ему за свой счёт. Роман Григорьевич, можете распорядиться?
— Да, легко! — поддержал меня цыган, сверкнув золотой фиксой. — Сейчас дозакажем.
— Обидеть хотите? — серьёзно проговорил хозяин стола, нахмурившись, и переключился на «обиженного». — Ты, Тёма, за базаром следи! Я же недавно сказал, что парень — мой гость. Ты что до него до колебался. Хочешь, чтобы я за него ответил⁈
Карп поднялся. Был он грузен, и не похож на обычных сидельцев-туберкулёзников. На вид ему перевалило за пятьдесят, но он был бодр и подтянут.
— Спортсмен какой-то бывший, — подумал я.
— Да, ты чо, Карп⁈ Я просто так сказал про то, что хорошо бы песни хорошие послушать. Ты сегодня весь день только и говоришь, что про те песни, что он написал. Вот и спросил…
— Ты, Тёма, не за песни спросил, а за краба, — рассмеялся именинник. — Официант, принеси еще… Что тамони съели? Повтори.
Официант кивнул головой иисчез.
— Не тушуйся, Женя. У нас тут всё запросто. Хочешь краба — ешь.
— Спасибо, — усмехнулся я. — Уж лучше я к музыкантам. Есть у меня ещё несколько песен.
— Новые? Это хорошо, — воодушевился хозяин стола. — Те мне очень понравились! Душевные!
Я склонился к уху цыгана.
— Как его по отчеству?
— Иванович, — не раскрывая рта произнёс тот.
— Только, Карп Иванович, сразу предупрежу, что песни на тему, э-э-э, на жизненную тему у меня получаются хоть и душевные, но грустные. Ничего? Не испорчу вам малину?
Карп улыбнулся.
— Не испортишь. Нам только опера могут испортить малину, остальное можно порешать. Да прокурор ещё… ха-ха, но и с ним дела решаются. Играй музыкант!
Я встал из за стола, вытер губы салфеткой, вытащил из корфа гитару, потом подумал немного, глядя на сцену, на которой стояло пианино. Музыканты к тому времени играть перестали и тоже обедали за столиком рядом со сценой. И тут только я понял, что зал закрыт на «спецобслуживание».
Подойдя к обедающим лабухам, спросил:
— Роялем могу воспользоваться?
— Обладаешь? — спросил один из них.
— Ато… — бросил янеопределённо.
— Садись, — дёрнул плечами он же.
— Амикрофон включите?
— Ну-у-у… Дай бабка напиться, а то переночевать негде… Ещё что?
— Я могу и на гитаре сыграть, но на клавишах было бы красивее. И вы могли бы поучаствовать.
— В чём? — удивился клавишник.
— В рождении новой песни. Вернее, новых песен. Они будут звучать впервые, и могут стать вашим репертуаром.
— Ф-ф! — фыркнул один из музыкантов, что постарше. — Тоже мне, Тухманов с Пахмутовой! Нехер чужие клавиши трогать. И микрофон ему… Идите, молодой человек, лабайте на том, что принесли.
Я пожал плечами.
— Вы сделали свой выбор. Теперь те песни, что я исполню для вас стоят дорого. Или всё-таки передумаете?
— Идите и пилите, молодой человек.
— Знаешь, что, Фил, — сказал клавишник, явно торгашеской наружности, — мой микрофон, кому хочу, тому включаю.
— Включай, — буркнул мой противник. — заплюёт его своими микробами, а ты заболеешь и умрёшь.
— Тьфу натебя! — огрызнулся клавишник. — Скажу им, что ты зажал микрофон для их музыканта, они тебе пальцы сломают.
— Фига себе, какие у них высокие отношения! — подумал я, усаживаясь за пианино.
Музыкант щёлкнул усилителем и колонки зашумели.
— Усилок говно, — сказал я музыканту. — могу вылечить.
— Добро! Побазарим!
Пробежавшись по октавам, остановился на нужных аккордах.
— Ах, налей ка милый, чтобы сняло блажь, чтобы дух схватило, да скрутило аж. Да налей вторую, чтоб валило с ног, нынче я пирую, отзвенел звонок… Нынче я гуляю, мне не нужен счёт. Мне вчера хозяин выписал расчёт. Я у этой стойки не был столько лет, не к больничной койке был прикован, нет. Вези меня, извозчик по гулкой мостовой, а если я усну, шмонать меня не надо. Я сам тебе отдам, ты, парень, в доску свой, и тоже пьёшь когда-то до упа-а-да[1].
Я закончил под хоровое пение: «Вези меня извозчик…»
[1] Вези меня извозчик (Александр Новиков) — https://youtu.be/DanrEYWmrqw
.
Глава 19
— Заходите к нам на огонёк… Пела скрипка ласково и так нежно. В этот вечер я так одинок, я так промок, налей, сынок. Дома ждёт холодная постель, пьяная соседка, а в глазах — похоть. Здравствуй, старый друг, метрдотель! Мадемуазель! Привет, Рашель! Сегодня болен я душой, так выпьем же, друзья, со мной…
Через небольшой переход я сразу заиграл:
— День такой хороший, и старушки крошат хлебный мякиш сизым голубям. Отгоняя мошек, спит гнедая лошадь, мордой наклонившися к своим яслям. Извозчик, отвези меня, родной! Я, как ветерок, сегодня вольный. Пусть стучат копыта дробью по мостовой. Да не хлещи коня — ему же больно! Извозчик, два червонца как с куста, если меня пьяного дождёшься. Погоди, извозчик, как я устал! Ну, когда же ты за мной вернёшься?
Не прерывая клавишного перебора и почти не меняя темпа, спел: «Написала Зойка мне письмо», «Крещатик», «На улице Марата». Попурри такое получилось[1]… Да-а-а…
Уже с середины Розенбауманского «Извозчика» за барабаны сел барабанщик, взял басгитару басист. Пытался встрять в игру пожилой гитарист, но я его «обломил», прогнав взмахом руки. Подозвав пианиста и передав ему клавиши, взял свою полуакустическую «ямаху» и, включившись в свой «корф», переделанный под «комбик», подхватил ритм и даже вовремя выдал сольную партию.
В исполнении полного инструментального набора песни Розенбаума превратились в отличную «кабацкую шнягу» и «синие» выкатились из-за стола размять свои, много повидавшие и исписанные куполами тела. Купола мы увидели воочию, так как некоторые бывшие сидельцы так разухарились, что под зажигательную музыку посрывали с себя не только костюмы, но и рубашки, ипустились в присядку. Причем, некоторые из них остались в майках-алкоголичках.
Увиденное меня сильно шокировало. Показалось, что я попал в вертеп разбойников из «Бременских музыкантов». Это меня несколько развеселило и я решил похулиганить. Сразу за последним аккордом попурри и нескольких тактов паузы яударил по струнам гитары и запел хриплым томным женским голосом:
— Пусть нету ни кола и не двора, зато не платят королю налоги работники ножа и топора, романтики с большой дороги[2].
На удивление, песня про разбойников «разбойникам» понравилась. Танцевали все. Даже инициатор сборища Карп важно выхаживал в толпе «людей», изображавших русские-народные блатные-хороводные пляски. Он прихватил жилет просунутыми в проймы большими пальцами и исполнял, что-то типа «семь-сорок».
Когда наступила «музыкальная пауза», Карп подошёл ко мне, протянул ладонь и переводя дыхание, сказал: