Видимо у меня был такой вид, что Рамзин налил мне в кружку остывшей воды из кофеварки.
— Ты не переживай так сильно. Наши эскулапы разберутся. Ты побелел даже.
Он взял мою руку и проверил пульс.
— Побелеешь тут с вами! — нахмурился я.
— Учащённый, — задумчиво сказал Рамзин. — Примерно сто ударов… Хм! Вот сейчас бы не помешали приборы.
— Детектор лжи? Как в «Ошибке резидента?» — усмехнулся я.
— Что-то типа того. А знаешь, что такое «детектор лжи»?
Я покрутил головой.
— Это группа приборов, которые измеряют разные показатели человеческого организма: рульс, давление, частоту дыхания, ритмы мозга. Много чего. И они бы показали, что в твоём организме переключилось, что ты вдруг «вспомнил» то, чего не можешь знать. Если это психические отклонения, а не факты из будущего — назовём это пока так — то можно понять от чего это происходит и, возможно, придётся лечить. Ведь жить с такими «знаниями», в кавычках, трудно. Согласен?
— Это не психические отклонения, а факты из будущего.
— Хорошо, если это так, — пожал плечами Рамзин. — Но в этом надо убедиться, правильно?
— Правильно, — вздохнув, произнёс я.
— Мы, как-то незаметно, перешли от спорта к музыке и будущему. А ты так и не сказал, как тебе предложение стать шестнадцатилетним?
Помолчав, сказал:
— Я против обмана, но если это будет необходимо, чтобы не взбудоражить общество, то я согласен. Думаю, что за лето я осилю программу седьмого и восьмого классов и смогу их сдать экстерном. Но тогда может быть мне лучше уехать в деревню к бабушке? Там меня редко видят. Бабушкин дом на отшибе деревни стоит. Ну, то есть, совсем на отшибе. Там только их с дедом дом стоит. Дальше пастбище совхозное. Хотя… А как им объяснить что я вдруг вырос и родственникам? Не-е-е… Фигня… Получается, что здесь легче затеряться.
— Наши физиогномисты полагают, что ты сильно изменишься внешне к концу лета.
— Но если сработает «легенда» про моё долгое лечение и адаптацию в шестом классе, то можно и так, как вы говорили…
— То есть, ты не против?
Я кивнул.
— Только, как мать отреагирует, когда ей скажут про… Э-э-э… Мои проблемы с организмом? Она пока, вроде и не замечает. А изменения в документах, это уже с её согласия…
— Поговорим… Думаю, ничего страшного. Скажем, что бывает такое. Убедим, что случай хоть и не ординарный, но не парадоксальный.
— Да, уж, не парадоксальный, — хмыкнул и крутнул головой я.
— А про бокс… Может всё-таки в рамках эксперимента выступишь на соревнованиях?
— На соревнованиях-то я выступлю. Куда мне деваться? Я Юдину обещал. Но в их дурную тренировочную соковыжималку я не полезу. Я и сам себя гоняю — мама не горюй. Мне нужна стратегия и тактика боя, комбинаторика[1] и… И вес гонять не буду. Это основные условия.
Я вдруг вспомнил, как читал про какого-то советского боксёра[2], как того заставляли сгонять вес, а сгонять было нечего. Согнать-то он согнал, но, то ли чемпионат мира, то ли Олимпиаду, проиграл.
— Ты Юдину условия ставь. Мне нужно принципиально понять твою позицию, чтобы выстраивать тактику нашего поведения. Но я понял тебя. Всё-таки ставим цель — чемпионат мира семьдесят шестого?
— Ставим, — вздохнул я.
В Союзе было не мало боксёров, которые за год тренировок за счёт своего таланта достигали высоких вершин. Поэтому я был каким-то «из ряда вон выходящим явлением». Только никто не знал, что я был не просто «талантливым», но и многоопытным поединщиком. Не по боксу, правда, а по самбо и «боям без правил». На самом деле, мне нравилось ощущение боя. Особенно любительского боксёрского боя.
Спортивный шотокан хоть и выхолостил боевую составляющую, но выносливость воспитывал сумасшедшую. Мои ученики, помнится, на тренировках в двухтысячном году прыгали на скакалках и отжимались по тысяче раз, на одной ноге приседали раз по пятьдесят за подход. Именно так я себя готовил сейчас. А психологически я был готов не только бить, но и быть битым.
— А ты знаешь, — вдруг сказал Рамзин, — может быть то, что ты не хочешь чемпионства тебя к нему и приведёт. Вполне себе может быть. Ладно. Что-то мы засиделись, а у тебя режим. Вечерняя тренировка. Ты, кстати, уроки сделал?
— Я их сделал уже все до конца года. Письменные у меня не проверяют. Устные тоже прочитаны. Перед уроком пробегусь глазами…
— Я посмотрю, как ты тренируешься?
— Ничего силового не будет. Перед сном у меня растяжки, китайская гимнастика «тайцзицюань» и медитация. Это что-то похожее на каратековские ката в очень медленном темпе.
— Понятно. Я не буду мешать твоей медитации?
— Сядете за спиной в уголочке. Я в подвале тренируюсь, там очень тихо и вентиляция хорошая. Пол — шлифованный лиственничный брус. Отличное помещение для тренировок. Даже наличие обилия колонн не мешает. Наоборот. Если на них навесить макивары и подушки, будет просто здорово. Можно было бы гулять между колоннами и лупить хоть руками, хоть ногами.
— Если там делать спортзал, то спортсменам придётся ходить через твою квартиру, — усмехнулся Рамзин. — Не устанешь двери открывать?
— Сколько их будет-то тех спортсменов?
— Вполне возможно, что несколько. Но не будем забегать вперёд. Будем считать, что мы договорились.
Я кивнул и, переодевшись в дзюдогу и кеды, спустился в подвал.
— Значит, полагаешь, он не водит нас за нос?
— Уверен в этом на девяносто процентов. Слишком его реакции на «прозрение» были естественные. У него даже испарина на лбу выступила, когда он «вспомнил» про стрелка-пограничника. Процессы у него в голове проходят явно естественные, а вот на счёт правдивости, не уверен.
Полковник посмотрел на листы рапорта, провёл по строчкам пальцем, мотнул головой.
— Надо же, Брежнев с Фордом и во Владивостоке. С чего бы это? Почему во Владивостоке? Не уточнил потом?
— В рапорте изложена вся наша беседа с объектом: до тренировки и после.
— Как тебе его медитация? Он, что, и вправду полчаса сидел в позе, э-э-э, дзен?
— Так точно. Едва удержался, чтобы не уснуть.
— Так, может быть и он спал сидя?
— Бубнил что-то себе под нос и гудел горлом. Я спросил, что он делал? Объект сказал, что, чтобы не уснуть и поднять энергию «цы» к горловой чакре, использует горловое пение буддистов. В рапорте указано.
— Ну да, ну да… Он не буддист?
— Нет.
— Прямо сегодня договаривайся с «машиной пыток» и пытайте его на счет предсказаний.
— Объект настаивает на высшей категории секретности и доставке его на территорию управления в автомобиле.
— Это понятно и правильно. Если те события, о которых он заявил, будут иметь место, то этот малыш станет нашим секретным оружием. Переплюнем мы тогда Москвичей с их «экстрасенами» Пятого управления. Ха-ха-ха…
Полковник побарабанил пальцами по столешнице.
— Хотя… Ерунда всё это! Не верю я в экстрасенсов. Вот в инопланетян верю, а в экстрасенсов — нет!
— Одно другого стоит, — подумал Рамзин, но промолчал.
— Разрешите готовить план мероприятий? — спросил он.
— Готовь, Саша! Да… Подключи УВД! Пусть они Карпа возьмут в работу. Не нравится мне его заинтересованность нашим объектом. Если надо будет — устраняйте. С цыганом беседу провели?
— Провели и не одну. Он сам заинтересован в нашем объекте. Получает от него радиоаппаратуру и продаёт её среди своих пока.
— Вот поражаюсь я, как у него получается сделать аппаратуру высшего качества буквально «на коленке». Не понимаю… И наши спецы из научно-технической контрразведки не понимают. Они, кстати, готовят сборник задач для решения.
— Полагаю, основные мероприятия спланировать на летние месяцы. Надо дать объекту закончить учебный год. Чтобы не нервничал.
— Да, похоже, он и не нервничает совсем. Слушал я сегодняшнюю прослушку. Спокоен, как удав.
С утра я нервничал, как никогда. А когда я нервничаю, то пою. Арии всякие, гаммы, распевки. Медитация в таких случаях не помогает. Не научился здесь ещё отключать мозг от стресса. Как, впрочем, и там, в будущем. Никогда не мог побороть эмоции. А тут — на тебе!