— Это Саша Семцов, — сказал ближайший к нему вчерашний «старичок». — Он в нашем ансамбле играл, пока их не разогнали. Вы сказали вчера, что будете собирать новую группу, вот мы и позвали.
— Молодцы! — искренне радуясь, похвалил я. — Хорошо, что привели музыканта и сами пришли. Мои устали от репетиций в Париже, видите ли.
— В Париже⁈ Ух, ты! Вот бы и нам. А вы француз, — кто-то спросил.
— Вчера уже говорил кто я и зачем приехал. Поспрашивайте товарищей. В дополнение к вчерашнему скажу, что мы получили разрешение вашего правительства на работу нашего Фонда в СССР. Вот постановление! Почитайте!
Я взял из рук Маи Сергеевны листы мелованной бумаги и отдал ребятам.
— Скажу только, что любые ваши инновационные предложения будут с интересом рассмотрены фондом и, возможно, воплотятся в жизнь.
— Э-э-э… А что такое «инновационные»?
— Инновационные? Это значит новые
— Какие, например, новые? — спросил кто-то недоверчиво.
— Какие «например новые», — улыбнулся я. — Ну-у-у… Например, поставить в фойе автоматы с шоколадками и другой мелкой снедью. Есть за границей такие автоматы. Называются — торговые.
— У нас в Москве тоже есть торговые автоматы. Напротив «Ленкома» есть магазин Автоматторг. Там почти нет продавцов. Он молочные продукты продаёт, сыр, масло…
— Ну, вот. Это я, как пример сказал. Не хотите автоматы с шоколадками, придумайте что-то другое.
— Смотря какие шоколадки. Вот если с коньяком…
Все скромно посмеялись, даже я улыбнулся.
— В Крыму и Сочи есть автоматы с вином, — сказал кто-то, вздыхая.
Я стоял, с интересом оглядывая ребят. Соскучился по русским лицами и русскому молодёжному менталитету. Лондонский Королевский Колледж, даже воспоминанием о нём, меня вводил в депрессию. Тьфу, тьфу, тьфу… Очень там всё «не наше». Тут — «русский дух, тут Русью пахнет», а там… Бр-р-р… Там пахнет дермецом уже сейчас. Даже не дерьмецом, а тухлятинкой загнивающего капитализма.
— Сатана там правит ба-а-а-л! Та-та-да-та-та! — мысленно пропел я. — Тьфу-тьфу-тьфу!
— Так, ребята. Спасибо, что пришли. Кто ещё из вас музыканты? Поднимите руки. Понимаю, что все новенькие?
Ребята кивнули. И подняли руки. Новеньких было трое.
— Назовитесь.
— Борис Тихонов — ударные.
— Вячеслав Арбузов — клавиши.
— Николай Попков — бас-гитара.
— Александр Семцов — ритм-гитара.
— Почему только ритм?
— Соло у нас другой парень вёл. Он выпустился в том году.
— Понятно. Отлично. Выносим аппаратуру на сцену. Пошлите покажу, что выносить.
Ха-ха… Вынесли всё. Даже тумбочку моего супер-синтезатора и драм-машину. Мая Сергеевна заверила, что без меня в Большой зал никто не посмеет войти. Подключили пульты, усилители, колонки. Мая Сергеевна в конце-концов ушла и я открыл один из холодильных ящиков с пивом.
— Закрой зал, — сказал я какому-то парню и отдал ключ.
Из другого ящика мы достали подсолнные орешки арахиса в вакуумной упаковке и рассевшись на пустых ящиках из-под аппаратуры, принялись «отдыхать». Ребята, понятное дело, вскрывали банки с пивом «Carlsberg» с осторожностью, а вакуумные пакеты с орешками чуть-ли не с восторгом. И я их понимал. Сам попробовал «это дело» только в восемьдесят восьмом или восемьдесят девятом годах.
— Я такое чешское пил «Будвайзер».
— Чешское? — удивился я. — Вроде бы это американская марка? Нет?
— Мне в Чехии рассказывали, что они с американцами судятся за название уже несколько десятилетий. Это в Чехии есть местечко с таким названием, где варят пиво с шестнадцатого века. — воодушевился парень, понимая, что приобрёл в моём лице заинтересованного слушателя.
— Интересно. Хотел спросить музыкантов… Что играли? Какой репертуар?
Музыканты переглянулись. Они сидели одной кучкой.
— «Битлов», в основном, «ролингов», «Джулай монинг»… Наши песни: «Девчонку», «Течение» Антонова… Много чего…
Я встал с ящика, открыл корф, достал гитару…
— У, мля, стратакастер, — проговорил гитарист, переглядываясь с басистом и вздыхая.
Включил гитару в пульт, потыкал драм-машину пальцами, придвинул стойку микрофона, сделал в него ртом: «Ц-ц-ц», проверив эхо и ткнул пальцем в пульт. Драм-машина отсчитала четыре раза стук барабанных палочек друг о друга и я выдал классический «A Hard Day’s Night»[1].
Синтезатор был настроен на раскладку моего голоса на три (в некоторых местах), а ударные молотили со всей «дури». Я тоже не сдерживал свой гитарный напор и мысленно веселился, видя как расширяются у ребят глаза и сыпется изо рта арахис. Как их не снесло звуковым напором со сцены я не знаю. Хе-хе-хе…
— Офигеть, сказал кто-то!
— Это что было? — спросил Николай Попков. — Звукозапись?
— Нет. Это просто музыкальное сопровождение моего синтезатора. Поддержка ритма. Голос и гитара мои. Вот…
Я снова нажал кнопку на пульте. Застучали палочки, потом пошёл барабанный и басовый ритм.
— Во-во… Бас, — ткнул он пальцем в колонку.
— По гамме гоняет в зависимости от моего гитарного звука.
— Хрена себе! Так не бывает. Задержка сигнала должна быть, — сказал один из зрителей.
Я посмотрел на него с интересом.
— Шпрехен зи? — спросил я его.
— Понемногу, — усмехнулся он. — четвёртый курс. Факультет вычислительной математики и кибернетики.
— О, как⁈ Это я удачно зашёл, — пробормотал я, а громко сказал. — Есть отставание, но очень маленькое, почти не заметное.
— Фига себе! Так не бывает! — продолжал упорствовать студент.
Я пожал плечами.
— Поверь глазам своим. Там новейшие процессоры. С сумасшедшей тактовой частотой.
Студент хотел что-то спросить, но я остановил его раскрытой ладонью.
— По музыке вопросы есть?
— Как ты это делаешь. Там же три голоса слышно.
— Голос раскладывается на терцию и квинту. Вот тут я кнопочку ногой нажимаю, — я показал, — и всё.
— Охренеть! Зачем тебе тогда ещё кто-то?
— Скучно одному играть, — серьёзно сказал я. — Да и импровизацию никто не отменял. Живое, оно и в Африке — живое.
— А можно попробовать? — спросил Саша Семцов.
— Сыграть? — спросил я.
— Да, не-е-е. Я понимаю… Гитару в чужие руки не дают. Спеть…
— Не вопрос. А гитара ещё одна есть. И бас. Сыграем, — спросил я, хитро сощурившись, словно приглашая «срезаться в картишки».
— Да, ептыть, — вырвалось у бас-гитариста, и он обтёр руки о тряпочку для рук. Их было много, вложенных в ящики. Любил я вытирать руки. Но и пачкался почему-то часто. Да-а-а…
— Мля-я-я… Фендер-бас, — простонал Попков.
— И у меня «Стратакастер», — похвалился Семцов.
— Извиняйте, — развёл я руками перед барабанщиком. — Амати ещё в полёте.
Я посмотрел на часы.
— Да. Только-только вылетели.
Ещё вчера с международного переговорного я связался с Джоном Сомерсетом и как лицо фонда попросил отправить заготовленный заранее груз на Парижский адрес, а следом переадресовал его тому же получателю в Москву. Так как юридическое лицо оставалось прежним французским, то платежей не добавилось и под экспотрные запреты я не попадал. А то, что в Союзе моё имущество растамаживалось по хитрой схеме, это уже другой вопрос. Я почему и не захотел создавать совместный с СССР фонд. Завезу сюда кучу всякой техники и отдам в долговременное пользование. Ха-ха! Ещё и завод по производству процессоров открою, млять! Наверное… Посмотрим. Итальянцы же построили «Автоваз» в Тольяти. Почему я не могу? Да-а-а…
Музыканты разобрали гитары. Я включил тюнер настройки, реагирующий зелёными огоньками на правильно настроенный звук. Саша Семцов и тут прифигел.
— Бля-я-я! — уже не стеснялся выражаться он. — Как в космосе. Это кто такую хреновинку делает?
— Фирма «Рэйнбоу» в Британии, — сказал я.