— Ёшкин кот, — подумал я. — Сан Саныч! Собственной персоной!
Забыл я про этого человека в теперешнем времени, честное слово. И понял, почему именно его подвели под меня. Ну, а кого, ещё? Ведь Рамзин был не только радиотехническим контрразведчиком, он был ещё и начинающим каратистом.
Я всмотрелся в лицо человека, с которым мы много раз спорили в будущем и, скорее всего, будем спорить и в настоящем. О принципах каратэ спорили. Друзьями мы с ним в том будущем так и не стали, по причине того, что он там, как и здесь, был старше меня на целых двенадцать лет и в девяностые годы стал и в каратэ, и в общественной жизни города «птицей» слишком «высокого полёта».
В девяностые Рамзин учился карате у самого Канадзавы, боготворил его и достиг аж восьмого дана и звания «профессора каратэ». Я же в Японию не выезжал и начинал постигать боевое искусство у советского мастера каратэ — Жирикова Александра Андреевича, прошедшего многолетнюю подготовку в одной из московских секций каратэ стиля Сито-рю под руководством японского мастера Сато Тэцуо, а в семьдесят пятом году открывшем свою секцию каратэ в городе Артёме. Жириков станет приверженцем самого распространённого в мире стиля — Сётокан. Как и я, собственно.
И буду я ездить в Артём с семьдесят шестого, по восемьдесят третий год три раза в неделю на электричке, и в жару и в холод, и в дождь, и в снег. Пока каратэ в СССР не запретят. Александр Андреевич станет первым председателем федерации каратэ Приморского края. Но это будет в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Да-а-а…
В принципе, я к концу жизни «наигрался» в каратэ от души, и в последнее время преподавал некий «микс файт», адаптированный для рукопашного боя и поединков смешанных стилей. Но базу каратэ не забывал и давал её особо продвинутым ученикам в виде стоек, закамуфлированных под упражнения для растяжек.
Может быть именно сейчас, человек, который в дальнейшем станет занимается подготовкой первых совместных антитеррористических групп МВД — КГБ, был мне и нужен?
Об этом успел подумать я, пока наливал в электро-кофеварку воду, включал её в розетку, резал хлеб, колбасу, мазал на хлеб масло, в общем — делал бутерброды. Заварка была свежей, утренней и её, как я убедился, заглянув в заварник, было достаточно.
— Даже и не знаю, что вам сказать, товарищ, э-э-э, следователь. Зачем мне какой-то куратор? Я что, преступник?
— А зачем преступнику куратор? — деланно удивился «следователь». — Преступнику нуден следователь и суд. А куратор нужен гражданам, которые могут пойти не по той дорожке. Вот вы с гражданином Семёновым едва не стали преступниками, а если бы был у вас куратор сразу, глядишь и не подставились бы под статью.
— Я, что, теперь буду работать под контролем, как радистка Кэт? Но я ведь не занимаюсь радиоделом, как таковым. У меня нет радиопередатчика. У меня нет даже «волшебной лампы 6П3С», без которой не возможно собрать радиопередатчик.
— НЕ поверю, что такой выдумщик, как ты, не соберёт радиопередатчик на транзисторах, — вдруг вставил Рамзин. Например, на тех, что вы сняли с прибора «свой-чужой»… «П шестьсот пятых»…
Я вздрогнул. А ведь и правда. Этот мощный транзистор как раз подойдёт для сборки радиопередатчика. Плохонького, но да. До какой-нибудь подлодки, зашедшей в нашу зону, может и «дострелить». Но это если их — штук десять — каскадом поставить.
— Но, зачем? — по-настоящему удивился я. — «Вошебные» лампы не такая уж и редкость. Наверное…
— Правильная оговорка, — улыбнулся Рамзин. — Ну, что, пожмём друг другу руки? Не знаю, как тебе, а мне лично знакомство с тобой будет очень полезным. Я тоже радиолюбитель и у меня нет специального образования.
— Да? — я удивился. — А как же вы будете меня «курировать»?
— Ну… Все-таки, я кое-что понимаю в радиосхемах.
— Кое-что… Хм! Понятно. Сразу предупреждаю, — пожимаю руку и говорю, — обучать ничему не буду и объяснять тоже. Нафиг-нафиг…
— Ну, почему ты такой грубый, Евгений, и неуважительный. Мы же, всё-таки, шпионов ловим. Ты патриот своего государства?
— Я патриот своего государства, — ответил, нахмурясь, — но мой патриотизм выражается в том, что я хорошо учусь и готовлюсь приносить пользу своей Родине, когда вырасту, а вы мне всячески мешаете учиться и развиваться. Был бы я кормящей матерью, у меня бы уже давно молоко скисло или вообще пропало. А так у меня киснет и портится характер. И вы добьётесь, таки, что я, когда вырасту, уеду жить в Израиль. На родину предков.