Мы с полковником специально подобрали английские песни об СССР, чтобы они «разлетелись» по миру в преддверии Московской Олимпиады и возбудили к ней интерес. Главное, что идея была поддержана не только руководством КГБ, а именно самим Юрием Владимировичем Андроповым, но и идеологическим отделом ЦК КПСС, которому сообщили о французском музыканте с коммунистическими взглядами, лояльно относящемся к Советскому Союзу. То есть, решение о моём участии в «раскрутке» СССР было согласоваванно на самом «верху».
Павла Слободкина моя музыка не вдохновила ожидаемо. Это было видно по его лицу. Было видно, что он, зная условия контракта, намеревается покинуть меня и, судя по всему, склоняет к этому самых нужных ему членов коллектива. Всех он забрать не мог по условиям контракта. Это только если мне никто не придутся по «душе» и я сам от них откажусь, то пришлют других.
Но я уже знал, кого оставлю, если они согласятся сами, и стал работать с выбранными мной кандидатами индивидуально, похваливая и обходя вниманием их ошибки. Как не странно, одной из выбранных мной оказалась Людмила Барыкина. Во-первых, она старалась, во-вторых, — она была чем-то похожа на афро-американку. По крайней мере — причёской, а-ля «чёрный одуванчик». Мне, почему-то, сразу захотелось ей отдать «Имеджин» Евы Касиди. Сразу чувствовалось, что певица склонна к блюзовому стилю исполнения. На финал концерта «Имеджин» подойдёт однозначно. Хотел её исполнить сам, но пусть эту жизнеутверждающую песню исполнит советская певица. Почему нет?
Однозначно оставался барабанщик Виталик Валитов. Он сразу мне понравился своим повышенным старанием. Если бы не старался, значит оставаться не хотел, я так мыслил. Поэтому на четвёртый вечер на ужине я придержал его за руку, когда он проходил мимо меня с бокалом какого-то коктейля и показал глазами «на выход». Выйдя из столовой, мы прошли в комнату для звукозаписи, где мы всегда репетировали. Закрыв за собой плотно дверь, я обернулся к Виталику и спросил:
— Скажи прямо, тебе нравится моя музыка.
Виталик молча закивал, потом добавил.
— Все песни отпадные. Даже старые аранжированы так, что стали лучше, чем были. Та же Битловская «Бэк ин зе ЮССА» звучит совсем по новому.
— Хотел предложить тебе Виталя поиграть со мной немного подольше наших гастролей. Паше моя музыка не интересна.
— Да! — отмахнулся барабанщик, — Ему никакая музыка не интересна, кроме своей.
— И это правильно! — перебил я. — Так ведёт себя любой создатель, которого интересуют только его творения. Меня, допустим, тоже не интересуют его песни, хотя некоторые из них не так уж и плохи. Но, на самом деле, большинство хороших песен написал не он, а Тухманов, Антонов и некоторые другие авторы. Так ведь?
Барабанщик кивнул, но вдруг у него округлились глаза.
— Э-э-э… Ты говоришь по-русски?
— Немного, — улыбнулся я.
— Э-э-э… Так мы, это, иногда, того…
— Поносили меня? Ничего страшного. Нужно знать о себе правду. Да, вы и не особо поносили меня. Только ты не говори никому, ладно?
— А переводчица, она из…
Я прикоснулся указательным пальцем к своим губам.
— Она знает. А больше ни кому. А то воды в рот наберут. Так ты как?
— Не знаю даже… «Весёлые ребята» — известная группа. Москонцерт всё-таки. Хорошие заработки. Да и подзаработать можно. Паша отпускает и по кабакам постучать, когда работы нет. А ты? О и сейчас говорит, что «надо сваливать». Я и думаю. Ему откажешь, потом не возьмёт обратно.
— У меня деньги есть. Пластинки вышли. Этот альбом на диске выпущу. Кстати с него в министерство культуры будет отстёгиваться маленькая копеечка. За ваше в нём участие. И-и-и… Хочу создать в Союзе музыкальный коллектив на постоянной основе. У меня есть песни и на русском языке. Ты видишь, у меня неплохо получается говорить. Могу поставить русские песни. Понравится — давай со мной.
— Да мне и твои английские нравятся. Такие у нас по Союзу пойдут, только шуба завернётся! Все кабаки возьмут в репертуар, если Министерство культуры пропустит.
— Конечно пропустит. Согласовано уде всё. И слова и музыка.
— Клёво! Но стрёмно, как-то! Тут привычно уже.
— Как хочешь! Подумай. Принуждать не стану. Только с Москонцертом у меня договорённость на два года. На семьдесят девятый и восьмидесятый. Новый состав, если вы свалите, я наберу легко. Ты видишь. Даже если они на выучат партитуры, я запущу фонограмму и всё. У меня партии всех инструментов записаны. Я больше хочу помочь вам. Хочу, чтобы в Союзе появилась другая музыка. Пусть пока меня не выберут на песню года. Да и бог с ней. Пусть там поют Магомаев, Лещенко и Кобзон. Молодёжная музыка не там. Она другая. Хочешь покажу?