— Э-э-э… Как бы… Нет, но, похоже, что другого выхода нет.
— Вот и наши аналитики говорят, что другого выхода нет, — вздохнув, выдавил из себя генерал. — Понимаешь, э-э-э, Пьер, нельза вылезти из «жопы» без развала СССР.
— А без грабежа народонаселения можно? — буркнул я и взорвался. — Без дефолта девяносто восьмого года по внутренним, блять, долгам, можно? Без веерных отключений электроэнергии? Без развала армии и флота? Без сдачи нашей, в конце концов, э-э-э, зарубежной структуры? Вашей структуры, генерал.
Глава 28
Генерал нахмурился.
— Никто ничего и никого лишнего не сдаст. Всё «уже украдено до нас», помнишь в «Операции — Ы». Сам же в курсе, что и до нас прятали источники финансирования и консервировали, кхм-кхм, «структуру», потому что протекало ручьём. А мы с тобой придумали велосипед. Но, к слову сказать, хороший велосипед. Сейчас вокруг твоей «Радуги» ещё несколько смежных производств Джон организовал. А по поводу технологий… Как не жаль, но ты своими компьютерными технологии СССР из болота не вытащишь. Погоду компьютеры не сделают. Они могут рассчитать, помочь развить другие производства. А по каким технологиям? Где их взять? Мы даже нефть и газ качаем по технологиям начала века. Руду и уголь добываем кайлом и отбойными молотками. Не дают ведь нам новые технологии. Покупать за валюту? Это надо брать кредиты. А чем отдавать? Сюда технологии завлечь можно, только пустив их на наш рынок, а для этого надо, лечь на спину, поднять лапы, сказать, что мы буржуинские и превратиться в сырьевой придаток. На время! — возвысил он голос. — Мы даже не можем разрешить крестьянам колбасу коптить. Это «откат к временам НЭПа», а это — ай-яй-яй! Оппортунизм! Контрреволюция!
Генерал в сердцах стукнул правым кулаком себе по левой ладони.
— Так-то вот! — Он посмотрел на меня сурово и добавил с непонятной интонацией. — Пьер.
После выступления я лежал на своём диванчике в кабинете, вспоминал вчерашний разговор и размышлял о безрадостной судьбе СССР. О его неминуемом распаде и неминуемой трагедии миллионов советских граждан, воспитанных в идеалах строителей коммунизма. Ведь многие верили в светлое будущее по настоящему. Но дело оказалось и не в коммунизме даже, а в банальной борьбе за рынки сбыта и ресурсы. И не важно для любого капиталиста, Мальчиш-кибальчиш ты, или Мальчиш-плохиш, главное, чтобы ты подставлял свою, извиняюсь, попу. Да даже если и подставляет кто, как морская свинка или овца на британкой парусной шхуне, он всё равно будет съеден, если пришло время обедать.
Поняв, что без коньяка не уснуть, я заглотил граммов семьдесят армянского прямо из бутылки и только тогда быстро заснул.
Воскресенье было солнечным. Кроме шашлыков я достал из закромов бадминтон, портативную кассетную деку «Grundig CN830» семьдесят седьмого года выпуска, переделанную в полноценный магнитофон с небольшими, но мощными выносными колонками. Купил её сразу, как она появилась в продаже за её Hi-Fi звук. Вставить внутрь пару усилителей на микросхемах не составило труда, а аккумулятора хватало часа на четыре громкого воспроизведения.
Ещё накануне утром во время пробежки нашёл знакомую мне по будущему полянку в лесу, и поэтому смело вёл на неё своих новых компаньонов, каждый из которых шёл нагруженный рюкзаком или сумкой. С меня ещё было мясо, купленное мной на рынке и замаринованное с утра в луке, горчице, соли и минеральной воде «Нарзан». По секрету скажу, что я всегда в мясо добавляю сахар, как бы его не готовил.
Мяса было много разного, почти двадцать килограмм замаринованной мякоти, но и людей собралось аж двадцать четыре человека. Целый взвод, однако! Ребята взяли с собой своих подруг, много водки и разливного пива. Ограничивать их в чём бы то ни было не стал. Люди взрослые. Пусть сами за себя отвечают. У меня было несколько пакетов разливного вина. Его наливают через ниппель в пластиковый пакет, а потом в ниппель вставляют специальный краник и разливают.
Я ещё вчера вечером выдал им положенный за выступление заработок и мы расписали, кто за что отвечает в воскресенье. Подбив сегодня в театре итог, мы ещё докупили хлеба, набрали воды в мои пластиковые фляги и отправились в лес, нагруженные, словно верблюды.
Поляну некоторые, как оказалось, знали и вскоре уже не я был проводником, а кто-то из молодёжи. Поэтому я пристроился в самый конец и с удовольствием вдыхая осенний воздух, сдобренный запахами опавшей листвы и деревьев, созерцал, как веселиться и радуется жизни молодёжь. А мне отчего-то стало так грустно, что захотелось плакать. Крутился-крутился я как белка в колесе, о оказалось, что никому не нужна моя инициатива. Даже с микроэлектроникой я погорячился.