Физрук встрепенулся и повёл в сторону глазами.
— Ты, Женя, это… На уроки повнимательнее… Ты, похоже, разозлил тут многих. Я на педсовете не был, но школа гудит, как растревоженный улей. Учителя, то есть, гудят, как пчёлы. Гляди закусают.
— Погудят-погудят и успокоятся, — махнул я рукой. — А домашнюю работу я сделаю и к урокам подготовлюсь.
— Ну, молодец! Приходи вечером. Я тебя со старшими ребятами познакомлю. Может пригодиться. Спортсмены друг за друга горой стоят.
Глава 18
Удар-удар, нырок, уклон-уклон, подход-джеб, нырок. Удар-удар, нырок. Отход-отход, удар-удар. Я работал в среднем темпе, но дыхания на третий раунд не хватало, и я начинал замедляться и отдавать центр ринга. Но противник не торопился зажимать меня в угол, как я не затягивал его за собой. Он шагал в сторону и продолжал гонять меня вдоль канатов. А нырять и уклоняться я уже устал. Гонг!
— Ну и где твои апперкоты и ближний бой? — спросил Юдин. — Зачем лесть в ближний бой. Отрабатывай уходы из угла и всё будет нормально. Да и не нужен ты никому в углу.
Я промолчал. Зачем слова? Надо доказывать делами, а на деле я ещё был слабаком. И ещё долго буду слабаком. Я усмехнулся. Всё равно мне нравилось, как работает моё тело.
За три неполных недели оно уже легко выдерживало два полноценных раунда настоящего боксёрского поединка с хорошим противником. Да, плюх я нахватался, но, как без этого? Лицо горело, нос болел и чесался, губы налились «свинцом», но мне было весело. Давно я так не получал по физиономии. Тренер сделал мне повязку, чтобы прижать моё ухо, и я перед боем выглядел, как раненый в голову юный партизан. Теперь я и чувствовал себя, как раненный партизан, которого только что били в застенках гестапо.
Тренер осмотрел меня, и покачивая головой спросил:
— Ты специально, что ли, подставлялся? Нырки, уклоны и встречные удары — это правильно, но иногда и побегать от противника не грешно.
— Не поучалось бегать, Вячеслав Юрьевич. Убегался.
— Понятно. Бывает. Остановили бы бой…
— Да, решил проверить себя…
— Не делай так больше, — покрутил головой Юдин.
— Не буду.
Голова чуть-чуть гудела, но в общем я был доволен, только женщины в трамвае поглядывали на меня неодобрительно, косясь то на мои новые боксёрские перчатки, то на моё припухшее лицо. Я не пошёл от Сахалинской пешком, что обычно делал, тренируя тело, а дождавшись автобуса, их тут ходило сразу три маршрута: 31, 30 и 27, доехал до своей остановки, стоя на ступеньках у двери.
Мимо Космонавтов-1 я прошёл с опаской, но в его дворе никого не было.
— Пацанва обычно играла возле соседних домов, имевших адреса: Беляева-6, или 8, — всплыло в «моей» памяти. Чёрт! А я хожу обычно как раз «напрямик» мимо них.
Получалось, что маршрут мимо Космонавтов-1 был потенциально безопасней.
Теперь мне стало понятно, почему Рошкаль и Кепов так быстро сошлись. Беляева-1, где жил Кепов, хоть и была на противоположном конце района, но всё-таки на той улице, что примыкала к Космонавтов-1. Вот они и держали всю верхнюю часть Тихой со стороны моря. Держали уже несколько десятков лет, потому и «спелись». А наши «нижние» дома стали строиться недавно. Да-а-а… Если на меня устроят облаву обе группировки, мне от них не спрятаться, не скрыться.
Озабоченный, я вошёл через открытую уличную дверь спортзала и огляделся на входе. Физрук, видимо, меня ждал, потому, что отреагировал на мой приход мгновенно.
— О Дряхлов… Э-э-э… Женя! Ноги вытирай хорошенько, снимай уличную обувь, переобувайся.
Вытер ноги, сел на скамью, разулся, достал самбовки.
— Ничего, если я в самбовках?
Физрук подошёл и скептически скривился.
— У них ведь подошвы нет. Как ты будешь по деревянному полу бегать? Пятки отобьёшь.
— А я на носочках… Кеды дома.
— Прыгай, — вздохнул физрук. — Сейчас старшие отпрыгаются…
«Старшие» прыгали в основном «ножницами» и только один из них пытался отработать «перекат», но у него получалось плохо. В детстве я перекат освоил, но уже во взрослом возрасте прыгал и перекатом, и спиной. В единоборствах владение телом — главное, а потому я уделял внимание разным видам спорта, даже игровым, альпинизму или бильярду, где стойка и траектория движения руки — главное. Сейчас моё тело прыгать в высоту не умело совсем, что и доказывало своим «поведением» в пятом классе.
Дождавшись «перекура» у «старших», я подошёл к планке, примерился.
— Поставь на пятьдесят и понемногу набавляй, чтобы к шагу привыкнуть, — сказал тренер и переключился на «старших».
Я поставил и перепрыгнул ножницами. Поднял на десять. Перепрыгнул. Ещё на десять. Перепрыгнул. Так я дошёл до метра и перепрыгнул его. Подошёл к планке примериваясь.
— Ну, молодец, Евгений! — сказал физрук, подходя ближе. — В тебе появилась кая-то лёгкость. Попробуешь выше? Сто пятнадцать на золотой значок.
— Сто пятнадцать сейчас не осилю, — покрутил головой я. — Действительно, подошвам больно.
Ступни ног просто гудели, как трансформаторы, и даже, как мне казалось — дымились.
— Напрыгался я уже сегодня, Вячеслав Юрьевич.
— Ну, ты, всё равно, молодец. Есть у тебя потенциал, Дряхлов! Э-э-э… Евгений… Подумай. Зачем тебе мордобой? Стряхнёшь себе лампочку…
Я улыбнулся.
— Мне ещё двенадцать. Время есть подумать.
Физрук покрутил головой.
— Валерий Брумель уже в двенадцать лет прыгал на метр двадцать. И так прыгало большинство мальчишек, которые хотели прыгать, только он хотел летать. Ты хочешь летать, Женя, или по рингу скакать и получать по голове?
Я улыбнулся.
— Пойду я, Вячеслав Юрьевич. Устал сильно.
Физрук похлопал меня по плечу. Его удары отозвались в моей голове.
— Да-а-а… С получанием по голове надо завязывать, это он прав, — думал я, спускаясь по лестнице к дому. — И тренер прав, надо учиться бегать по рингу.
На детской площадке прямо напротив моего подъезда сидела группа чужих детей. Ну, как детей? Моих ровесников и чуть постарше. Сознание порой делало со мной такие штуки, воде как отключая от двенадцатилетнего тела. Вот и не заметил я опасности в лице крепыша, сидевшего на детской карусели вместе с ещё тремя ребятами года на два меня старше.
— Рошкаль, — подумал я. — Ждут, суки!
Славка и остальная наша братия сидели на травяном склоне чуть в стороне от пришельцев.
— Да и по хер, — подумал я, и снова возобновил свой путь.
«Хищники» меня увидели и, остановив вращение детища «центрифуги», вылезли из неё. Я пошёл вдоль дома к подъезду, вроде, как ничего не понимая, группа самых старших тоже. Они как раз были вровень с Рошкалем по росту.
— Может быть он второгодник, — подумалось мне, — и ему уже тоже лет четырнадцать?
— Сюда иди, — сказал один их пришельцев.
— Этому, наверное, все пятнадцать будет, — подумал я.
— Что такое, пацаны?
— Ты Дряхлов? — спросил он, приближаясь.
— Ну, я, — ответил я и подумал, что сейчас этот ударит, все накинутся и запинают. Подумал, но не отступил, а лишь остановился.
— Не ссы, пацан. Толпой бить не будем. Ты другана нашего подлым приёмом сегодня свалил. Он хочет поквитаться с тобой. Один на один драться будете. Готов?
— Не очень, — ответил я, удивляясь рыцарству «гопников».
— Или тогда мы тебя попинаем. Одно из двух. Выбирай.
— Готов не готов — дерись, — сказал я.
Парень одобрительно хмыкнул.
— Наш девиз! Пошли тогда! За школу! Что бы тут шухер не наводить.
— Секунду! Славка! — крикнул я.
— Да не помогут тебе твои салабоны! — усмехнулся парень. — А сунутся, так отпи*дошим всех так, что мало не покажется.
— Сумку, посторожи! — договорил я.
Славка поднялся с горки и стал смело спускаться к нам.
— Что тут? — спросил он.
— Да вот, Рошкаль вчера по яйцам получил, а сегодня визжал в школе, как поросёнок и при всех у меня прощения просил. Сейчас пацанов привёл. Зовёт подраться «один на один».
— А мы думаем, чего они сидят? К тебе в подъезд заходили. Пойдёшь?