— Эх зимушка зима, зима снежная была, — добавил я свои «пять копеек».
— Точно. Играйте! Пойте! Весёлая песня. И переход в новизну воспримется легче.
— Логично, — согласился я.
Все эти песни мне сыграть и спеть, было как два пальца об асфальт. Я даже мог гимн СССР сыграть на электрогитаре в разных стилях и под него бы, прости господи, люди вприсядку пошли бы плясать. Бас-гитарист тоже наковыряет свою партию к любой песне кое-как двигаясь по тональности. Про ударника, вообще говорить не стоит. В общем, новая концепция нашего репертуара определилась.
— А в ходе выступления ведь можно и похулиганить, — мысленно усмехнулся я. — Приучая публику, так сказать, к новому звучанию русских песен.
— Всё понятно, товарищи. Разрешите приступить к работе над ошибками?
Секретари снова переглянулись.
— Смотри, как излагает⁈ — кивнув головой на меня, заметил первый секретарь райкома. — Да ему прямая дорога в секретари школьной пионерской организации, а потом в комсомол.
— И критику от вышестоящих организаций воспринимает правильно, — поддержал третий секретарь. — Я бы даже сказал, — самокритичен.
Я молчал, не давая повод для «инсинуаций».
— Ладно-ладно! Мы шутим, — сказал первый секретарь райкома. — Не каждый день встречаешься с ребёнком, который ведёт себя с первым секретарём райкома КПСС, как с равным. Мой бы Ванька тут бекал и мекал, а мы с тобой просто разговариваем. Это, поверь, для нас очень необычный, э-э-э, день. И мы, надо признать, несколько растеряны. Да, Игорь Иванович?
— А то…
— Мы не станем торопиться с назначениями на руководящие посты! Прояви себя в деле, которое ты сам на себя взвалил. Очень ответственное, замечу, дело. Но теперь ты ещё и от райкома партии действуешь. И не зазнайся, смотри.
— Точно! Что он там про «звездец» гениям говорил?
Я покраснел.
— Всё-всё! — жестом успокоил меня первый секретарь. — И с учителями помягче. Наслышаны мы о твоих обращениях в РОНО. А знаешь, как им трудно с вами?
— Знаю! А знаете, как нам трудно с ними?
Первый удивлённо вскинул брови и рассмеялся.
— Вот, упорный какой. Стойкий оловянный солдатик.
— И эта его стойкость, Юрий Иванович, доказывает, что по музыкальной проблеме он с нами согласился, поняв своё заблуждение. Иначе, полагаю, мы бы сломали об него зубы.
— Или палку, — подумал я.
Сидя в чёрной райкомовской «Волге», нёсшей меня домой сквозь рой снежинок, я вдруг услышал в голове симфоническую тему «Если у вас нету тёти»: «трым тым тырым тым тым тырым» и представил себя героем кинофильма «С лёгким паром!», которого машина везёт из аэропорта в новый мир. Не в его, а в чужой новый мир.
— Похоже, — подумал я. — Но он хоть в своем времени очутился и в своём теле. Да и не пьяный я. В здравом, как говорится, уме и трезвой памяти. Интересно, что у меня получится с новогодним вечером? А может бросить всё? Пусть сами выбирают из новых песен идеологически верные и играют! Может ну её нафиг эту музыку? С ней столько геморроя будет… Это играй, это не играй, тут рыбу заворачивали… Не дадут же! А так… Сам на сам… Наваяю себе аппаратуры, сделаю домашнюю студию звукозаписи. И буду себе наяривать, записывать и продавать. Можно с цыганами свои записи за рубеж отправить. Переписать «Скорпионс» и выпустить «там» грампластинку. Только хрен кто купит. Ни одна студия без разрешения комитета не возьмётся издавать пластинку, даже если это будут золотые хиты. Нет. Правильно сказал «первый», сам сбил их с курса, а теперь в кусты. Дал им хлебы и рыб, и всё? Сама-сама-сама??? Как-то пошло это! Ладно! Допинаю мячик до конца игры и там думать буду. Андрюхе машинку сделать обещал… Но с этим проще. А ведь Андрюша придёт сегодня ко мне. Обязательно придет. И придёт перед репетицией. Да-а-а… Вот с ним и поговорим. Трезво, как говорится, обсудим. О! Надо к чаю что=нибудь прикупить. Благо, хлебный под боком…
— Ты понял? — спросил первый третьего.
— Что именно, Юрий Иванович?
— Мальчика этого ты понял? Я нет! Это не мальчик!
— А кто? — удивился третий.
— Кто угодно, но это не мальчик. Надо отдать его на обследование. Придумай какую-нибудь диспансеризацию в школе. Или у самбистов, боксеров… Игорь! Где угодно! Но этого… Этого надо проверить. Ему не двенадцать.
— РОНО собирало анкету три месяца назад и в рамках, так сказать, они поводили негласный опрос учеников. Я взял у них. Там есть интересный факт. Мальчик чуть не утонул. Некоторое время не дышал. Возможно, у него присутствует частичное нарушение мозговой деятельности.
— Это, — первый показал пальцем на входную дверь, — нарушение мозговой деятельности? Товарищи тоже собрали кое-какую информацию. Он у них на контроле, ты в курсе?
— В курсе, — вздохнул третий. — И про информацию в курсе. Серьёзные машинки он собирает.
— Причём, как написано в справке, архитектура отлична от существующих сборок, как у нас, так и за рубежом. Его сборкам нет аналогов, Игорь.
— Пришелец он, что ли? — хмыкнув, выдал предположение третий.
— Вот я и говорю — диспансеризация.
— Может ему несчастный случай «на производстве» организовать и в больницу на обследование положить?
Первый дёрнулся, глянул на третьего искоса, поморщился.
— Может быть. Но только после новогоднего вечера. Дадим, э-э-э, человеку проявить себя. И никакой самодеятельности. Все действия, — только через куратора. Чует моё сердце, Игорь, что мы накануне грандиозного шухера.
— Так может просто изолировать?
— Ты что? Кто тебе позволит? Ты знаешь, почему товарищи взяли его на контроль?
Третий покрутил головой.
— Значит, ты про его отца знаешь только то, что на поверхности?
— Что сидит, знаю, и за что сидит, тоже знаю.
— Значит — ничего не знаешь, а я тебе сказать не могу. Извини.
— Знаю, что он работал в «НИИ по ориентации ракет в безвоздушном пространстве».
— Ну, так и вот.
— Так может пацан нашёл его схемы?
— Тихо, Игорь. Не надо так громко. Всё может быть, но это не наша компетенци. У нас — идеология.
— А может он и стихи отцовские нашёл? Или раньше читал? Или запомнил, когда ему читали? Сейчас всплыло?
— Ты же сам говоришь: «Много в этом мире…». Помогай ему пока. С Поповым поговори и в школе. Пусть все помогают, а не наоборот. Посмотрим, что получится? Вдруг он что-то действительно передовое, э-э-э, создаст.
— Поможем, Игорь Юрьевич.
Вдруг кто-то тронул меня за коленку.
— Эй, паря, приехали. Это твой второй подъезд, второй этаж?
Я открыл глаза. За автомобильными стёклами мела нормальная такая, полноценная метель. Вьюга завируха.
— О! Ещё одна песня, — подумалось. — Как раз для этого времени. Точно!, Надо вспомнить песни конца семидесятых. У меня же по полочкам, как по шкале времени диски стояли. Правильно! Песни, типа: «Вдруг, как в сказке скрипнула дверь». Фильм «Иван Василевич» в этом году вышел. Нравится людям. Чуть флэнжера в гитару добавить…
— Спасибо, — поблагодарил я водителя. — Выберетесь в нашу горку?
— У меня цепи… Не слышал разве, как гремели.
— Задремал. Спасибо!
— Да не за что.
Я вылез из «Волги» и на глазах обалдевших пацанов, крутившихся на карусели, зашёл в подъезд.
— Вот я, жаба, Женёк! Даже с пацанами не поздоровался, — подумал я и вздохнул. — Звездец, говоришь? Да-а-а…
Только я разделся, как звякнул дверной звонок. Хотя, какой он ещё может быть? Телефон пока не поставили. Открыл. На пороге стоял Мишка.
— Ну, ты, бля, даёшь! На «Волжанке» катаешься! Кто это тебя возит.
— Да, фигня. В магаз возили посмотреть магнитофон один.
Совралось мне легко. Но и не говорить же про райком.
— Так ты эти сделал, что ли?
— О, бля! Ко мне же из магазина машина должна была прийти — вспомнил я. — Просохатил стрелку! Но я тут совершенно не причём. Этим придётся сказать правду. А то, обидятся.
— Слыш, Мишка, а не приезжала «буханка» зелёная? Вы давно на улице?