— С майонезом борщ давно не ел. О! У меня же котлеты в кармане.
Я метнулся в прихожую и, достав котлеты, принёс их на кухню.
— Будешь? — спросил у музыканта, разворачивая газету.
Котлеты пахли жареным мясом и чесноком так, что у меня побежали слюни.
— Конечно, буду. Я люблю котлеты! Могу хоть десять штук съесть. Если без гарнира.
— Ха! Без гарнира десять штук котлет любой дурак съест. Я и двадцать съем.
— Ха! Моя матушка делает такие огромные котлеты, что ты и с пяти уже наешься.
— Приглашай на котлеты, проверим!
— Не-е-е… — он засмеялся. — Матушка соревнования по поеданию котлет поводить не даст.
— Я бы тоже не дал, — усмехнулся я.
— Почему в магазине нет майонеза? — тем временем думал я. — Со сметаной борщ тоже хорошо идёт неплохо, но я в той жизни очень любил майонез.
— Надо делать его самому. Там делов-то…
Там, в своей прошлой жизни, я жил один и когда ко мне приезжали дети, любил готовить для них «вкусненькое». А вкусным делает еду приправы и соусы. Вот, кормя себя, я и научился варить соусы. Простую гречку или рис можно есть неделями, если у тебя имеется шесть видов соусов.
Но, не до варки соусов мне было сейчас.
Так прошла неделя. Я изредка на пол часика появлялся на репетициях и возвращался в «коморку папы Карло», как называла мою комнату мать. После отремонтированного дека «Акая», я поставил вопрос об оплате прямо. Попросил сто рублей за любой агрегат. Ирина Григорьевна совсем не дрогнула лицом, а лишь сощурила глаза, глядя в мои.
— Это большие деньги, Женя. Зачем тебе столько?
— У меня большие планы, Ирина Григорьевна. Вы же видите, что я почти все деньги трачу у вас в магазине на радиодетали.
— А что ты из них собираешь? — наконец-то поинтересовалась заведующая магазином «Радиотовары».
— Сейчас микшерский пульт для нашей группы.
— Что за «группы»?
— Музыкально-вокальной группы.
— Ах, ну да! У вас же ВИА! — усмехнулась она.
— Зря вы смеётесь, — хмыкнул я. — Первый секретарь Первомайского райкома КПСС относится к нашему творчеству очень серьёзно и внимательно. Он лично будет принимать наш репертуар, и распорядился оказывать нам всяческое содействие в организации новогоднего вечера. А какая музыка на сцене без микшера. Вот я и бьюсь.
— Даже так? — улыбнулась Ирина Григорьевна. — Тогда понятно. И как успехи?
— Ещё пара усилителей, входных и выходных контуров, ну и сборка. Думаю за пару дней управлюсь.
— А наша аппаратура? — с тревогой в голосе спросила Ирина Григорьевна.
Я вздохнул.
— Если бы не ваши «дрова», свою бы уже бы давно закончил.
— Да-а-а… — задумалась завмаг и сделала предложение, от которого мне трудно было отказаться. — С такими деньгами трудно… Их просто не откуда взять. Ведь мы же не на рынке. У нас строгий учёт и, как ты понимаешь, такой же, если не строже, контроль. Вся аппаратура уходит строго по номиналу, если тебе что-то говорит это слово, то ты должен понимать, что лишним деньгам просто не откуда взяться.
— Я понимаю. Но тогда мне просто нет никакой выгоды.
— А радиодетали, что ты покупаешь у нас?
— Я брал их за две-две с половиной цены у ваших перекупщиков на базаре.
Заведующая покраснела.
— Моя аппаратура не становилась дороже. Просто я меньше получал дохода, а значит и прибыли.
Я «бил» представителя торговли хорошо ей понятными аргументами.
— Ничего страшного. Мне и этого хватало. А ваши «Акаи» так много у меня забирают времени, что мне выгоднее отказаться от такой «подработки». Одно дело тупо собирать схемы, а другое дело искать поломку там, где не нашли ваши «эксперты». Трудозатраты за единицу времени больше, а доход меньше. И где в этом выгода?
— Да-а-а… Убил — не то слово… Просто размазал по стене…
Ирина Григорьевна некоторое время задумчиво сидела, глядя в окно. Это происходило в тот понедельник, когда я поехал за костюмами животных. Потом она сказала:
— Не всё, Женя, измеряется деньгами. Очень много дают и простые человеческие отношения. Вот ты сейчас поедешь за костюмами, которые мне даст моя знакомая.
Я даже лицом не дрогнул. А она ждала моей реакции, моего эмоционального всплеска, конфликта, в который она бы вплела свои нравоучения и посеяла чувство вины. Я был стар и женские уловки на меня не действовали. Я знал, что сие человеческое племя, испорченное сатаной, существует только для того, чтобы пользоваться мужчинами, вселяя в них вышеупомянутое чувство вины. И мы, мужики, даже зная это, всё равно без них жить не можем, ибо Бог сделал нас единым целым только вместе. А сатана и над мужиками поэкспериментировал на славу, так что… Да-а-а…
Не получив нужной реакции на её слова о человеческих отношениях, Ирина Григорьевна вздохнула.
— Мы могли бы рекомендовать твои изделия заинтересованным людям. Не продавать, нет. Рекламировать, что ли. К нам заходят все музыканты города и края. Все они сами делают себе аппаратуру.
— Это хорошо, но у меня не фабрика по производству радиоаппаратуры. Я делаю её для себя и для друзей. Вон Андрею сделаю примочку для барабанов, сустэйн, флэнджер, фуз для моих музыкантов. Ритм машину…
— Что за ритм машину? — заинтересовалась завмаг. — Это как барабаны, что ли?
— О! Вы и в этом разбираетесь?
— Читаем профильную аппаратуру, — горделиво проговорила завмаг. — То есть, я правильно поняла?
— Да, — сказал я. — Не хочу зависеть от барабанщика. Дома записываю свою музыку.
Ирина Григорьева покачала головой. Её лицо источало всю гамму чувств одновременно: испуг, неуверенность, восхищение, удивление…
— Ты очень странный мальчик, Женя, — наконец проговорила она задумчиво. — Хорошо. В счёт наших будущих премий я заплачу тебе, как ты просишь, из своих денег. Хотя перед праздниками это и не желательно. Но другого выхода, видимо нет…
Она снова сделала большую паузу, глядя на молчащего меня, вздохнула и полезла в свою сумку. Протянув мне пачку десятирублёвок, перевязанную бумажной банковской ленточкой, она усмехнулась и едва заметно, словно что-то для себя решив, покачала головой.
— Стойкий оловянный солдатик, точно знающий, что ему надо для жизни.
— Мне сейчас очень дорого время, Ирина Григорьевна.
— Ну, да, а время — деньги.
— Время — не только деньги, Ирина Григорьевна. Время — это жизнь. А жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за прожитые годы.
— И это мне, сорокалетней женщине, говорит двенадцатилетний мальчишка. Да у тебя ещё вся жизнь впереди!
— Вы так думаете? — спросил я, и она вздрогнула, увидев в моих глазах нечто такое, что испугало её. Не знаю, что именно она увидела, но то, что в моих глазах встали слёзы, это точно.
— После нового года тебе поставят телефон, — очень тихо сказала завмаг.
— Хорошо, — также тихо прошептал я, боясь, что из моих глаз брызнут слёзы. Пусть сегодня вечером тётя Валя зайдёт, и заберёт список нужных мне для ремонта следующих усилителей радиодеталей. А водитель пусть их привезёт на следующий день прямо к школе к большой перемене. Буду его специально ждать.
— Договорились. И заберёт готовые «Акаи»?
Я кивнул.
— Спасибо Ирина Георгиевна, за понимание.
— Да ладно! Иди уж, мастер!
Двадцать восьмого вечером микшерский пульт был собран и отлажен. Все усилители были отрегулированы и выдавали нужный звук. Оператора у нас не было, да и знал этот агрегат только я сам, а поэтому на утренней репетиции, на пульт было позволено смотреть с расстояния не ближе метра.
На сцене я выбрал себе левый от зрителей угол и заставил его своей аппаратурой. Там стояло несколько магнитофонов (в том числе и пара дек «Akai 400D SS каждый с четырьмя индикаторами»), усилители, микшерский пульт, колонки. Семёныч по моим эскизам изготовил «стойку» из широких алюминиевых уголков и аппаратура стояла в ней, прислонённая к стене. Он, кстати сказать, привёз стойку утром двадцать девятого и вместе со школьным трудовиком собрал её на сцене. Вместе с ними мы перенесли мою аппаратуру из дома в школу.