— Колебательный контур? Это — электрическая цепь, содержащая катушку индуктивности, конденсатор. Колебательный контур — простейшая система, в которой могут происходить свободные электромагнитные колебания (при отсутствии в ней источника электрической энергии). Применяются в усилителях, радиоприёмниках и радиопередатчиках.
— Тебе сколько лет, мальчик? — с интересом посмотрел на меня руководитель кружка.
— Двенадцать.
— Физику, значит, ещё не учил.
— У меня брат — студент. Он задолбал меня своей физикой, двоечник. Хорошо, что на третий курс перешёл. Теперь я сопромат изучаю.
Мужчина посмотрел на меня с интересом и усмехнулся.
— Что же ты запомнил из физики?
— Касательно колебательного контура? Немного. Могу математически описать его процессы. Напряжение на идеальной катушке индуктивности при изменении протекающего тока… Ток, протекающий через идеальный конденсатор, при изменении напряжения на нём. Что ещё? Правило Киргофа…
— Кирхгофа, — машинально поправил руководитель. — Ты знаешь, как решать дифференциальные уравнения?
— Знаю, — пожал плечами я. — Могу написать.
— Напиши, — заинтересованно глядя на меня, произнёс мужчина.
— Как к вам можно обращаться?
— Игнатий Сергеевич…
— Можно ручку и бумагу, Игнатий Сергеевич.
Мне выдали и то и другое.
Придвинув стул к столу, я на тетрадном листе нарисовал схему контура и ниже формулы. На все формулы мне хватило пяти минут.
— И ты понимаешь, что написал?
— Не особо.
— Ха! — выдохнул Игнатий Сергеевич. — Я тоже. А что понимаешь?
Объяснил, не вдаваясь в высокие сферы, что и как понимаю. Хотя без высших сфер всё-таки не обошлось. Подзабыл я простые книжные объяснения.
— В олимпиадах не участвовал?
— В каких? Физических? Так физики нет в начальных классах.
— А с математикой у тебя как?
— Хорошо. Но я болел долго. В четвёртом классе тройка получилась. За лето подтянул. Занимался. Даже за пятый класс решал примеры.
— Интере-е-е-сно. Какая школа?
— Шестьдесят пятая. Но она только открылась. Новая совсем. Первый год учиться в ней будем. До этого в тридцать третьей учился. В четвёртом «зэ».
— «Зэ» класс? Ничего сколько вас было. Восемь четвёртых классов?
— Ага.
— Хорошо. Приходи второго сентября.
Игнатий Сергеевич встал и почему-то на прощание пожал мне руку.
— Нормальный мужик, — подумал я. — Не стал меня слишком терзать.
Как и со спортом, мне нужно было легализовать свои знания и умения, доставшиеся от прежнего тела. Поступать ли в художественную школу, я ещё не решил. Технику акварели можно попросить объяснить училку по рисованию. Чтобы потом говорить — это она меня научила. Должна была она хоть что-то знать про акварель.
Всё! Решено! В художку не иду. Хватит мне одного урока рисования в неделю и внеурочных занятий с учительницей. Думаю, что и с теми руками, что есть у меня сейчас, должно что-нибудь толковое получиться, что заинтересует учительницу и заставит её со мной заниматься дополнительно.
Значит, сейчас записываюсь на бокс, потом — САМБО, кружок радио и плавание. Хотя бы раз в неделю. Плавание в Спартаке, что рядом с Динамо. Можно будет подгадать, ходить туда после бокса. Сейчас и запишусь.
Доехав на трамвае до центра, быстрым шагом — решил, для тренировки дыхания, передвигаться спортивными шагами — дошёл до стадиона Динамо. Секция бокса и Самбо для новичков, находилась прямо в служебном корпусе стадиона. Для мастеров — в новом спорткомплексе Динамо. Прошёл вовнутрь и вдохнул привычный с детства запах пота, который из помещения спорткомплекса не выветривался никогда.
— Тебе что, мальчик? — спросил вахтёр.
Э-э-э… Чёрт! Забыл его имя! Лицо вспомнил, а имя нет.
— Я на САМБО, — сказал я, и понял, что промазал. Какое, нахрен САМБО! Я на бокс хотел! Да ляпнул машинально.
— На самбо? Это по коридору налево. Записываться?
Я кивнул и прошёл налево, а не направо.
— Направо пойдёшь — козлёночком станешь, — вспомнилась мне присказка местных самбистов. Боксёры всё время прыгали на скакалках.
Тренировка самбистов только началась. Анатолий Александрович сидел за своим столом и что-то писал. Борцы самостоятельно разминались. Давно установленный разминочный комплекс изучался с первого дня занятий и не менялся десятилетиями. Я и сейчас спокойно мог провести разминку.
Тренер оторвал взгляд от какого-то журнала и посмотрел на меня.
— Тебе чего?
— Посмотреть пришёл.
Полукаров вскинул брови.
— Ты не ошибся, малыш? Цирк не тут. Или ты на футбол?
Борцы стали хихикать. Отвлекаться от тренировки запрещалось категорически. Нарушения правил каралось физическими нагрузками: отжиманиями, прыжками или качанием пресса.
Анатолий Александрович всегда подавлял своим авторитетом, подавил сейчас и меня. Охренеть!
— Я записаться, — пробормотал я запинаясь.
— Надо же, как в подсознание вбито подчинение тренеру, — подумал я.
Восемь лет у него тренировался. С одиннадцати и до девятнадцати. Стал чемпионом России по юношам и чемпионом Советского Союза «по молодёжи». Потом предал борьбу и ушёл на каратэ. А Анатолий Александрович стал врагом мне и самому карате в моём лице. Рассчитывал он на меня. На Олимпиаду-80 мог поехать, если бы прошёл отборочные схватки. А я что-то «зазвездился» и проиграл. Вот я и бросил борьбу.
Поссорились мы с ним тогда. Да-а-а… Анатолий Александрович успокаивал, что как раз к следующей олимпиаде я буду в полной силе, если четыре года буду пахать и снова выиграю Союз. Но я перегорел. Да-а-а…
— Записаться? — удивился тренер. — И что ты тут будешь делать? Нам же форточки закрывать придётся, чтобы тебя с ковра не сдуло.
Тут уж борцы не выдержали и заржали, как кони.
Полукаров перевёл взгляд с меня на ребят, бросил: «тридцать отжиманий», и снова повернулся ко мне.
— Сколько тебе лет?
— Двенадцать, — буркнул я, пытаясь развернуться и уйти.
— Уже уходишь? Так сразу? Не боец?
— Боец, — буркнул я и добавил уже в дверях. — Я у вас тут любого завалю.
— Чего-чего? — возмутился тренер и приказал. — А ну как стой!
Я остановился.
— За свои слова отвечаешь?
— Отвечаю! — с вызовом бросил я.
— Ну, тогда снимай обувь и иди, разминайся.
Одетые на мне «треники» с белой полоской на боку вполне себе годились для тренировки. Я скривился, разулся, и, не снимая футболки, влился в пробегающий мимо «строй».
— Зовут-то тебя как? Имя, фамилия?
— Евгений! Дряхлов! — выкрикнул я и вызвал гомерических хохот борцов.
Полукаров тоже не сдержался от улыбки, хотя и сдерживал её, как мог, а потому наказанием нас всех не «покарал».
Разминку, как не странно, я выдержал, но вымотался напрочь и дышал, как загнанная лошадь. На мостиках я сдох окончательно и стал выполнять упражнения на растяжку из арсенала карате, которые самбисты не делали: наклон к ноге сидя с загибом другой ноги за спину, например, или растяжку на удар йоко тоби гири[1]. Полукаров с интересом наблюдал.
— Так! Сегодня отрабатываем переднюю подножку. А ты, Женя Дряхлов, возьми вот эту куртку и пояс. Знаешь, что такое передняя подножка?
— Знаю, — хмуро ответил я.
— Откуда? — удивился тренер.
— Брат старший занимался САМБО.
— У кого? — заинтересовался Анатолий Александрович.
— Не в этом городе.
— А-а-а… Ну ладно. Оделся? Петров, возьми его и падения с ним поотрабатывай.
— Ну, Анатолий Александрович, почему я-то?
— Смеялся громче всех, — спокойно объяснил тренер. — Покажи ему, как падать.
Сашка Петров, которого я знал и в той жизни, показал мне, как правильно падать на спину. Я повторил. С десятого раза получилось не сотрясать голову и не отбивать лёгкие.
— Теперь с кувырком! — крикнул Полукаров.
Показали с кувырком. Сначала Петров, потом я.
— Нормально, — сказал тренер, подходя ко мне. — Как-то лихо у тебя получается, Дряхлов. Занимался, что ли?